- А ты знаешь, я, пожалуй, соглашусь.
- Вот и отлично, - рассмеялся Алексей. - Разумные люди всегда смогут договориться, не так ли?
- Разумеется, - улыбнулся майор. - Кстати, раз уж так сложилось. Я не против того, чтобы ты меня привлекал на некоторые операции, где мой навык может пригодиться. Боевая практика мне тоже не помешает, для расширения кругозора, так сказать. Что же, я пойду?
- Конечно, - кивнул Алексей. - Хотя нет, подожди. Я с тобой поговорить хотел.
- Да, конечно, - снова опустился на стул майор.
- Слушай, - произнес Алексей, - давно хотел спросить. Ты всегда говорил, что занятия борьбой способствуют развитию личности, совершенствуют психику и так далее. Скажи, как можно идти на бой и не становиться зверем?
- Надо быть самим собой, - спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, сказал Колычев.
- Вот спасибо, все по полочкам разложил, все объяснил, - съязвил Алексей.
- На самом деле это очень сложно объяснить словами, - откинулся на спинку стула Колычев. - Это очень большой раздел психологической подготовки. Есть методики, наставления. Хотя, сколько ни говори "халва", во рту слаще не станет. Между рассказом о пути и продвижением по нему большая разница. Надо работать. Японцы вообще считают это самой важной и неотъемлемой частью боевого искусства, без которой действительно можно стать бездушной машиной для убийства. Приходи сегодня в зал. Поработаем.
- Приду, - кивнул Алексей.
- А вообще я рад, что ты наконец-то понял: борьба - это не просто набор приемов, предназначенных для победы над врагом, а долгий путь, который меняет самого идущего по нему, - произнес Колычев, поднимаясь.
- А ты когда это понял? - спросил Алексей.
- С детства, - ответил майор. - Меня с этим воспитывали.
- Так чего же молчал? - недовольно проговорил Алексей.
- А я говорил, - ухмыльнулся Колычев, - это ты меня не слышал. Ты хотел научиться приемам рукопашного боя, я тебя учил. Каждый получает то, чего ищет. Ладно, заходи вечером, поговорим.
* * *
Голос судьи был монотонным и противным:
- ...На основании вышеизложенного Петербургский окружной суд признает обвиняемых, Сергеева Павла, Круга Йохана, Харитонова Тимофея, виновными в следующих преступных деяниях: заговор с целью свержения законного правительства Северороссии, вооруженная поддержка незаконного самопровозглашенного правительства короля Зигмунда, незаконные сношения с противником в военное время с целью нанесения вреда государству, организация незаконных вооруженных формирований, убийство граждан Северороссии на почве политической вражды, терроризм - и приговаривает на основании статей двадцать шестой, сорок девятой, семьдесят пятой, семьдесят шестой, восемьдесят третьей и сто двадцать шестой уголовного уложения Северороссии Сергеева Павла к двадцати пяти годам тюремного заключения строгого режима в одиночной камере, Круга Йохана - к пятнадцати годам тюремного заключения строгого режима в одиночной камере, Харитонова Тимофея - к десяти годам каторжных работ. Срок заключения исчислять с даты ареста. Приговор вынесен третьего октября одна тысяча девятьсот девятнадцатого года и может быть обжалован в течение месяца после вынесения.
Судья ударил молоточком о специальную дощечку, и вздох облегчения пронесся по залу. Павел поймал сочувственный взгляд сидящего на зрительской скамье Санина, но в голове у него звучало только одно: "Меня выпустят одиннадцатого июля сорок четвертого года, я не смогу повлиять на ход войны. Я не смогу вернуться к реализации своей миссии в этом мире долгих двадцать пять лет".
* * *
Теплый океанский прибой мягко, с приятным шуршанием накатывал на песчаный пляж. Под вечерним бризом шелестели листья пальм и ветви кустов роз. Вдоль кромки прибоя прогуливались двое мужчин, одетых в европейские костюмы двадцатых годов двадцатого века.
- Игорь, ты уверен, что тебе это надо? - в последний раз спросил у собеседника Артем.
- Конечно, - утвердительно кивнул головой Басов. - Все же я в какой-то степени отвечаю за то, что там происходит.
- Ну что же, пошли, - улыбнулся Артем.
Окружающий пейзаж исчез, а на его месте возникла городская улица. Вечернее солнце неярко освещало доходные дома. Одинокий "форд Т" еще довоенного производства был припаркован у тротуара. Редкие прохожие даже не обратили внимания: на двух аккуратно одетых господ, вышедших из темного переулка.
- Тебе сюда, - указал Артем на вход в здание, некогда бывшее конным манежем.
- Спасибо, - произнес Басов. - Сколько же я здесь не был?
- По их летосчислению, триста сорок четыре года, - спокойно ответил Артем - Ну а для тебя, кажется, прошло года четыре.
- Да, четыре, - кивнул Басов. - Ну, я пошел.
- Удачи, - улыбнулся Артем... и исчез.
Ступая своей кошачьей походкой, Басов прошел через парадную дверь, миновал отчего-то не обратившего на него внимания вахтера и взбежал по лестнице, начинавшейся прямо из холла. Через минуту он уже стоял на балюстраде, а внизу, на мягком борцовском ковре, шла тренировка. Басов, облокотившись на перила, не без интереса наблюдал за происходящим в зале. Большинство занимающихся были одеты в военную форму без знаков различия. Тренер, однако, был облачен в японское борцовское кимоно и подпоясан черным поясом. Все участники тренировки ходили по ковру босиком. Дождавшись окончания тренировки, Басов спустился по узкой лестнице и подошел к тренеру.
- Здравствуйте, Сергей, - широко улыбнулся он. - Меня зовут Игорь Басов. Не уделите ли мне несколько минут?
- К вашим услугам, - смерил его взглядом подполковник Сергей Колычев.
Он махнул другим участникам тренировки, давая понять, чтобы его не ждали, и снова повернулся к нежданному посетителю.
- Странно, - произнес он, - вас зовут так же, как легендарного основателя нашей школы.
- А вы не допускаете, что я могу им быть? - ухмыльнулся Басов.
- Навряд ли, - пожал плечами Колычев. - Он жил три с половиной века назад. Впрочем, в этом случае вам бы, наверное, было интереснее зайти в школу моего брата. Он хранит традиции и...
- Единственная традиция, которую следует хранить, - прервал его Басов, - это стремление к совершенству и поиск себя в боевых искусствах. В школе семьи Колычевых сейчас очень красиво расшаркиваются и фехтуют в полном соответствии с каноном двухсотлетней давности, даже не заботясь о том, что на дворе век двадцатый и сабли и рапиры давно ушли в прошлое. Федора мне напоминаешь ты. Ты, как и он, ищешь сам, а не слепо идешь за формой, которая давно потеряла содержание.