Приказы Командира не обсуждаются, и я поспешил в указанном направлении. Там действительно, судя по грязным лохмотьям, когда-то бывшими частью военного мундира, находился Избранный. Он был примотан к дереву прочной, настолько туго натянутой верёвкой, словно его хотели разрезать ― полуобнажённые руки и ноги жертвы посинели, и меня передёрнуло от мысли, какую боль при этом должен был испытывать несчастный, во всяком случае, пока был жив.
Его голова была прикрыта ветошью, и, подойдя вплотную, я приготовился к неизбежному запаху разложения, однако… грудь пленника едва заметно поднималась и опадала, а из-под тряпки раздавались чуть слышные стоны:
― Скорее… Спасите их, умоляю…
Не раздумывая, сорвал «покрывало» с лица пленника и замер, не в силах говорить ― светлые волосы закрывали глаза, окровавленный рот и подбородок были похожи на сплошной синяк, на белоснежной коже щёк чей-то нож, развлекаясь, нанёс неровные рваные «штрихи», покрасневшие и вздувшиеся страшными буграми… Обычно попавшим в подобную переделку Избранным, в первую очередь, отрезали косу, что было для них равносильно бесчестью. Но в этот раз, словно в насмешку, нетронутая золотая «гордость Высокородного» была перекинута через плечо, и по ней стекал тонкий ручеёк не собиравшегося прекращаться ливня.
Пересохшие губы пленника замерли, когда на них попала капли дождя. Теперь я понял, почему его лицо было закрыто ― мерзавцы сделали это, чтобы лишить беднягу возможности напиться. Моя рука дрожала словно в лихорадке, отвинчивая крышку фляги ― я осторожно поднёс воду к разбитому рту, позволив сделать несколько жадных глотков, и, не удержавшись, прошептал:
― Как же так, Лисёнок… Почему это случилось с тобой?
Он перестал пить и, закашлявшись, прохрипел:
― Умоляю, спасите их… Там, в земле, люди, они ещё живы…
Когда до меня дошло, о чём он говорит, я завертелся волчком, пока взгляд не остановился на клочке вскопанной земли, и закричал так, что самому стало страшно:
― Сюда, скорее, их закопали живыми!
Меня трясло, когда разведчики, упав на колени, голыми руками разрывали скользкую мокрую землю, вытаскивая на поверхность тела с посиневшими лицами. Когда второй Избранный в нашем отряде ― молчаливый, всегда мрачный Хорт из Дома Певчих птиц, разогнав обезумевших от волнения бойцов, читал своим оглушающим басом заклинания и, наконец, пошатнувшись, без сил рухнул на начинавшую желтеть траву, впервые за всё время нашего знакомства довольно улыбаясь. Когда несчастные пленники самостоятельно сделали первые вдохи и, закашлявшись, застонали, а воздух вокруг наполнился счастливыми криками людей…
Но заплакал я только, когда, перерезав верёвки, подхватил на руки потерявшего сознание Леама:
― Мы успели ― они живы, слышишь. И ты будешь… клянусь.
Округлившиеся глаза Тимса заставили меня сдержать эмоции:
― Живо ставь палатку, его надо лечить, и это будет непросто…
Выросший словно из-под земли капитан Шверг окинул нас цепким проницательным взглядом серых глаз:
― Так вы знакомы? Что ж, приведи парня в чувство, я сам его допрошу.
Сердце подскочило и рухнуло, отдавшись болью во всём теле, меня охватило отчаяние:
― Леам не появлялся в отряде три месяца, кто знает, где его носило. Если Командир признает Лиса дезертиром, разговор будет коротким. Господи, умоляю, помоги нам…
Сильный порыв холодного ветра, словно пощёчина, остановил разраставшуюся в душе панику, взгляд упал на насквозь промокшую, уже касавшуюся быстро растущей лужи золотистую косу. Слишком бледное лицо Леама казалось совсем юным, худые ключицы выглядывали из разорванного ворота когда-то красивой бирюзовой рубахи ― улыбчивый «заучка», лучший ученик школы умирал на моих руках, а я как последний дурак медлил, упиваясь бесполезной жалостью, вместо того, чтобы немедленно начать лечение…
Словно очнувшись от наваждения, быстро положил бессознательное тело на пригорок, куда вода ещё не добралась, и, для начала наорав на взбесившуюся непогоду, чем вызвал недоумевающие взгляды окружающих и понимающую улыбку хорошо знавшего меня Тимса, начал читать заклинания. Я был очень сосредоточен, и даже, казалось, разорвись рядом вражеский снаряд, это не отвлекло бы меня от поставленной цели. Должен признаться, лучший в единоборствах, но не отличавшийся особым усердием в учёбе Терри-Ворон был средненьким магом. Хотя на этот раз я превзошёл сам себя…
Уже скоро отвратительные следы верёвок практически исчезли, как и пугающая синева на коже ― кровоток был полностью восстановлен, а главное, мне удалось активировать собственную магию Лиса. Теперь всё зависело от того, как быстро в измученном организме пойдёт процесс восстановления. Со своей стороны, я сделал всё, что мог, сил не осталось даже убрать синяки с его лица или заживить неглубокие порезы. Падая на мокрую траву рядом с «пациентом», новоиспечённый лекарь шептал: