Наконец рагу было готово. Толстой деревянной ложкой он размешивал и разминал, пока не получилась комковатая кашица. Он поставил горшок на землю и немного остудил, пока собирался с духом и энергией. Он с тоской подумал о сне, затем взял горшок с тушеным мясом и решительно направился к брурджанке. Он поставил горшок на землю и сел рядом с ней, прижимая к себе ее голову и плечи, чтобы она не подавилась.
- Ешь, - тихо сказал он ей, гадая, достаточно ли она жива, чтобы услышать.
Она с трудом разлепила губы.
- Нет, - простонала она.
- Это заставит тебя почувствовать себя лучше. Попробуй. Вот.
Слабым взмахом ее руки она выбила ложку у него из рук.
- Нет. - Теперь это было рычание. - Позволь мне умереть такой, какая я есть. Ты наполнил мой рот испорченной водой, и я чувствую запах того, что ты хотел бы дать мне сейчас. Тушеное мясо. Фу.
Вандиен подобрал ложку с травы и понюхал горшок. Ему не показалось, что что-то испортилось. Он знал, что Брурджианцы едят мясо; она бредила, или он неправильно ее расслышал. Он снова поднес ложку к ее рту.
Она щелкнула зубами, отрывая деревянную чашу ложки. Он подумал, что это предсмертный рефлекс, пока она не выплюнула ее в него. Она приоткрыла запекшиеся глаза и злобно посмотрела на него сквозь щели.
- Оставь меня умереть с миром! - выдохнула она. - Если я не смогу добраться до Лимбрета, по крайней мере, дай мне знать, что я погибла, пытаясь. Ки донесет до него мое имя.
- Что с Ки? - потребовал ответа Вандиен, но, бросив последний свирепый взгляд, она закрыла глаза и больше ничего не сказала.
Хотя он и не был терпеливым человеком, он редко прибегал к насилию над беспомощными. Но не только его логика, но и любопытство были доведены до предела, и он действовал импульсивно. Он пригнул ее голову к земле и поднялся, чтобы встать над ней. Он отбросил ручку ложки в темноту, оценивая ее, затем вздохнул и перешагнул через ее распростертое тело, чтобы оседлать его. Она была большой и не казалась такой слабой, как тогда, когда он вливал в нее воду. Возможно, это пошло ей на пользу, хотя теперь это усложнило его задачу. Ее глаза глубоко запали, а плоть обтянула кости. Что ж, живи или умри, сказал он себе и ей. Он аккуратно опустил колено на каждое из ее плеч, пригвоздив ее к земле.
Ее огромные челюсти раскрылись, двойной ряд зубов оказался слишком близко к его плоти, но Вандиен был готов, он положил край миски поверх ее нижних зубов и наклонил ее. Она со щелчком сомкнула челюсти, но миска была зажата у нее во рту, и Вандиен воспользовался этим.
- Глотай или подавишься, черт возьми! - услышал он свой рев. Она выбрала поперхнуться, и суп забрызгал их обоих; но он был непреклонен. Он поднял чашу повыше и, только увидев ее дно, ослабил хватку и отпрыгнул от нее.
Ее руки, больше не прижатые к бокам, потянулись к нему когтями. Ее глаза вспыхнули красным, когда она перевернулась на живот и попыталась догнать его. Но поднявшись на четвереньки, она снова упала. Она плюнула в него, а затем осела, давясь и задыхаясь.
- Ублюдок! - прошипела она ему. - Безымянный щенок беззубых родителей! Приманка для птиц!
- Рад видеть, что тебе лучше. - Вандиен смахнул тушеное мясо с манишки. Для такой слабой особы ее точность плевка была поразительной. Он присел на корточки на осторожном расстоянии от нее. - Где Ки?
- Ушла к вещам получше тебя, дерьмо хилого козла! У меня изо рта воняет падалью! Ты отравил меня этой подогретой мерзостью! И лишил меня почетной смерти. Будь ты проклят, будь ты проклят, будь ты проклят! Когда я подавилась, я не смогла закрыть горло, и оно провалилось. Я не умру!
- Поблагодаришь меня позже. Где Ки?
- Отправилась к Лимбрету. Я же тебе говорила. Отправилась к вещам получше, чем ты или я когда-либо узнаем. Бах! Падаль у меня во рту и в носу. Я не выношу этого вкуса. И только одно средство прогнать его. Черный!
Конь подчинился ей охотно, гораздо охотнее, чем серые когда-либо подчинялись команде Ки. Он также не уклонился, когда она ухватилась за его коренастую переднюю ногу и подтянулась за нее. Она прислонилась к нему, держась только за счет его прочности. Вандиен наблюдал за ней с некоторым любопытством. Если она думала, что сядет на лошадь и уедет, то он ставил против нее. Она никогда бы не взобралась ему на спину без упряжи.
Она прижалась лицом к его шее. Животное вздрогнуло, фыркнуло, а затем снова стоически замерло. Вандиен уставился на неподвижную брурджанку, гадая, плачет ли она, пока не услышал тихие звуки причмокивания. Он отвернулся и вернулся к своему костру. Взятие крови у лошади сильно отличалось от взятия молока у коровы? Теплая кровь была потребностью брурджанцев, и он слышал, что их животные были обучены ее давать. И все же.