Она вспахала выбранное ею место, проползая по нему на коленях и переворачивая почву руками. Выбор участка занял у нее некоторое время, поскольку она хотела дополнить мост, ничего не взяв от него. В конце концов она решила, что сад будет виден с арки моста, а изгиб моста будет виден из сада. Но между садом и самим мостом должен был быть участок дороги, по которому можно было идти и видеть только одно или другое. Таким образом, каждое можно было рассматривать в его чистоте или как дополняющее целое. Она поставила Лимбретов в известность о своем желании, и они дали свое одобрение. Они мысленно обозначили для нее необходимые границы, и она приступила к своему труду.
Размягчение и переворачивание земли было долгой работой. Грязь въелась ей под ногти, а затем ногти стерлись от постоянного выкапывания. Линии на ее ладонях были испачканы черной землей, пальцы потрескались и иногда кровоточили, но Лимбреты не позволяли боли отвлекать ее. Она сосредоточилась на следующей задаче - перемещении земли по две горсти за раз, чтобы создать гармоничные подъемы и спуски. Мягко обработанная земля была готова и ждала ее. Ки закрыла глаза и открыла новые, которые дали ей Лимбреты, те, что заглядывали внутрь. Она выбрала воспоминания об устрашающей красоте из своего прошлого; Сестры, открывшиеся ей в серебряном сиянии горного перевала; пронизанные светом пространства пустоты, которые она перепрыгнула с Дрешем; лицо Далви, старейшего из племени ромни, мудрость, светящаяся в его незатуманенных глазах; алая гарпия, наклонившаяся к своей добыче: эти образы и десятки других своих самых острых впечатлений она выбрала, а затем позволила им слиться воедино. Она потянулась к той их сущности, от которой у нее перехватило дыхание между ужасом и изумлением, и инструмент Лимбретов нашел это для нее, и в сознании Ки это засияло.
Оно проросло из двойной пригоршни земли, которую она держала, обрело форму и выросло в тепле ее рук. Ки увидела, как оно растет в ее сознании, затаила дыхание, когда в ее руках оно обрело полноту и совершенство. На мгновение она не поверила. Этого не могло быть. Не от нее исходило такое чудо; оно выходило за рамки способностей любого смертного. “Не сомневайся”, - упрекнули ее лимбреты. “Сомневаться - значит замораживать творчество. Выброси это из своей души и погрузись в действие”. Обрадованная, Ки повиновалась.
Цветок заискрился, его блеск врезался ей в душу. Он возродил в ней ту устрашающую красоту, которую она стремилась вспомнить. Она бережно хранила чудо в своих руках, испытывая волну за волной блаженного изумления.
- Хватит! - прошептали ей лимбреты. Ки вздохнула. Она опустилась на колени и осторожно опустила его в мягкую чашу земли, которая ждала, чтобы принять его.
- Расти, - приказала она ему. Он повиновался, сверкающий ручеек жизни, разматывающийся, чтобы заполнить указанный изгиб ложа, ни один случайный лист не выпал, ни одна блестящая грань лепестка не опустилась за пределы пространства, которое визуализировала Ки. Это было сделано.
Ки пришлось остановиться. Усталость слегка коснулась ее. На мгновение она почувствовала себя выжатой; какая-то часть ее опустела. Но когда ее озадаченный разум пошарил по ней, она нашла лишь теплые заверения Лимбретов. С ней все было в порядке, все было хорошо, и сад начался. Она не хотела прекращать существование, не завершив его, не так ли? Конечно, нет. Поэтому она должна продолжать немедленно, не отдыхая. Это началось так хорошо. Каким был ее следующий выбор?
Ки сделала несколько шагов, пока не почувствовала правильность этого места. Наклонившись, она подняла еще две горсти земли. Она снова почувствовала весь потенциал, который таился в них, и расслабилась, уже зная, какой отпечаток она на них оставит. Тепло; мягкая грудь матери прижимается к ее щеке, наполняя рот сладким молоком; выводок котят, спящих у нее под юбкой; свежие ягоды, сорванные и съеденные, пока они еще теплые от солнца.
- Ки!
Она вздрогнула, услышав этот зов, зажатая в кулаке земля ускользнула из ее пальцев, а видение пропало. Она медленно повернулась, моргая глазами, как будто ее разбудил яркий свет. Долгое время она никого не видела; затем ее глаза уловили движение и, наконец, очертания. Они были такими гротескно темными. Имена приходили ей в голову без привязки к ним чувств. Это была Холлика брурджанка верхом на лошади, а Вандиен верхом на другой, держа на поводке третьего пленника. Ки почувствовала, как при виде этого ее охватило смятение. Они приближались к ней, приближая свою тьму. Вандиен улыбался, обнажив белые, как собачий оскал, зубы, как будто ему нравился беспорядок, который он внес в ее сад. Копыта нагруженных животных оставили на ее земле глубокие борозды. Ее ноздри уловили запах пота усталых животных, и ее сердце потянулось к ним.