- У тебя есть моя любовь, Вандиен, - сказала она его сгорбленным плечам. - Я оставляю ее тебе. Тебе не нужно, чтобы я всегда была рядом, чтобы обладать ею. Мы заботились друг о друге. Но я не виноградная лоза, чтобы обвивать свою жизнь вокруг такой прочной колонны, как ты. Скорее, мы были как два сильных дерева, которые росли бок о бок, но в конечном итоге должны были разойтись друг от друга. Ты же не хочешь, чтобы я была в твоей тени, низкорослая и уродливая, правда? Отпусти меня.
- Я не держу тебя. - Слова медленно вырывались из него, как оторванные куски плоти. Он скрестил руки на груди и крепко обнял себя, но в этом одиноком объятии не было утешения. Теплые насыщенные ароматы леса расцветали вокруг него, когда он выдыхал так же спокойно, как спящий ребенок. Лошади удовлетворенно щипали короткую траву, растущую из мха. Никакой ветер не потревожил ни единого листика; покой гулял по ночи в бархатных тапочках. Вандиен чувствовал себя зияющей красной раной в тихой ночи, наблюдая, как Ки с трудом поднимается. Она была такой болезненно худой, так ослабела после голодания. Тщетно твердил он себе, что это вода, колдовство Лимбретов привело их к этому расставанию. Но он не мог до конца в это поверить. Они всего лишь привели Ки к более раннему осознанию истины, которую он всегда втайне знал, что он нуждался в ней больше, чем она в нем; что такого способного и сильного человека ждут вещи, которые не под силу разделить безрассудному бродяге вроде него. В тысяче кошмаров он стоял у дороги и кричал ей вслед, когда ее фургон исчезал из виду. Теперь она уходила, ее фургон был потерян для них обоих, а он не звал. Она шла нерешительно, как новорожденный олененок, переставляя ноги с осторожностью, порожденной слабостью. Ее платье было темным, как и волосы; в мгновение ока дорога скрыла ее из виду. Он отступил под прикрытие деревьев, внезапно осознав, что его предательские ноги почти последовали за ней. Отпусти ее, строго сказал он себе. В роще он опустился на землю, опустив темноволосую голову на колени. Он задавался вопросом, что ему делать дальше.
Сколько он так просидел, он не мог предположить. Он услышал стук копыт, приближающийся легкой поступью по черной дороге. Ему придется выйти из рощи и окликнуть ее, или она пройдет мимо него в темноте. Не то чтобы это имело большое значение. Он запоздало вспомнил, что у него вся еда, и для Холлики это имело значение. Он неохотно поднялся, но прежде чем он успел выйти на открытое место, серые заржали, обращаясь к Черному, и тот ответил. Вандиен услышал, как изменился стук его копыт, когда он сбавил скорость и свернул с твердой дороги на прочный дерн.
Конь и всадница выглядели плохо, а пахли еще хуже. До Вандиена доходили слухи о боевом мускусе брурджанцев, но он никогда раньше его не нюхал. Он решил, что это оружие, по крайней мере, такое же мощное, как ее меч. Он шагнул вперед, чтобы поймать поводья выдохшегося коня, но тот отлетел за пределы его досягаемости; Холлика резко отвела голову коня в сторону.
- Ты чертов дурак! - зарычала она на него.
- Я тоже рад тебя видеть.
Она даже не остановилась.
- Ты не глушишь морды своих лошадей; откуда ты знал, что это буду я? Потом ты встаешь перед боевым конем, только что пришедшим с битвы, и размахиваешь руками, как мишень; и наконец, ты, кажется, уронил это по дороге.
“Этим” оказалась Ки, небрежно висевшая позади брурджанки на ее коне и почти невидимая за ее телом.
- Что за черт? - в смятении воскликнул Вандиен. Он снова шагнул, чтобы снять ее с лошади, вовремя опомнился и отпрыгнул назад, уклоняясь от удара копыт Черного.
- Хватит его пугать! - прорычала брурджанка и спрыгнула с седла, как кошка с забора. Она повернулась и небрежно подошла к своему коню, который покорно стоял перед ней. Она отвязала Ки, бесцеремонно свалив ее на землю. Вандиен поспешил опуститься на колени рядом с ней.
- Она ранена?
- Не так сильно, как я, - он впервые заметил темную каплю на ее мускулистом предплечье. Мимолетный удар косой, решил он и снова поднялся, беспокоясь за них обеих.
- Пусть лежит. - Холлика прочитала его мысли. - Я ударила ее еще раз, и она упала. Она будет держаться. Во всяком случае, какое-то время она не встанет. Оторви рукав от своей рубашки, чтобы сделать повязку. - Она провела языком по своему огромному рту, а затем приложила губы к ране. Вандиен с трепетом наблюдал, как ее черный язык осторожно движется по длине пореза. Двумя рывками он освободил рукав от рубашки. Он начал рвать его на полосы.