– Прилежно обучалась я всем наукам, и тебе больше нечему меня научить. Пойду я искать себе другого учителя, того, кто обучит меня тому, чего желает мое сердце.
– Чего же желает твое сердце? – тихо спросил Руатта, не глядя на нее, она же не отрывала взгляда от его лица. С румянцем, выступившим на щеках, он был невыразимо прекрасен.
– Хочу я найти того, кто научит меня соблазнять надменных чародеев, – сказала Ашурран пылко, приблизившись к нему на расстояние шага.
– Это ты и сама умеешь, – еще тише произнес чародей Руатта.
– Разве не правду говорят, что ты любишь только мужчин?
– Не было в моей постели ни мужчины, ни женщины, с тех пор как ты появилась в этом замке, – ответил он. – Но не решался я сделать шага навстречу, ибо было бы это принуждением по отношению к тебе.
– Меня, как и тебя, нельзя ни к чему принудить, – сказала Ашурран, и Руатта подступил к ней вплотную, так что разделяла их ладонь, не больше.
Она протянула к нему руки, но он перехватил их.
– Подожди, – сказал Руатта, задыхаясь, словно от быстрого бега. – Должен я тебе кое в чем признаться. Ты похожа на моего возлюбленного, с которым я расстался вечность назад. Не боишься ли ты, что я буду думать о нем, глядя на тебя?
– Я ничего не боюсь, ни любви, ни смерти, а уж этого и подавно, – бесшабашно сказала Ашурран. – Даю слово, что со мной ты будешь думать только обо мне, а слово мое нерушимо.
И не в силах больше сдерживать свое желание, упали они друг другу в объятия и предались любовным утехам прямо на полу. Так сильна была страсть Ашурран, что оставила она ожоги на бедрах Руатты, он же, смеясь, их залечил.
С той поры каждую ночь проводили они на одном изголовье, как две жемчужины в одной раковине, и страсть их не ослабевала ни на минуту. Многим развлечениям предавались они вместе, но самым любимым из них был любовный поединок, и не уставали они ласкать друг друга то нежно, то яростно, смыкать губы с губами, сплетать ноги с ногами, грудью к груди прижиматься, так что черные волосы на подушке смешивались с рыжими.
Так прошел год в непрерывных усладах, и во всем Иршаване не найти было никого счастливее этих двоих.
Однако на исходе года смутная тоска все чаще стала посещать Ашурран. Прежние забавы уже не радовали ее, как прежде, и случалось ей вздохнуть, сама не зная, о чем.
Заметив это, Руатта сказал ей такие слова:
– Ответь мне, возлюбленная моя Ашурран, что будет, если запереть орлицу в золотой клетке?
– Она расклюет эту клетку и улетит, – ответила, не задумываясь, Ашурран. Была она занята тем, что перебирала рыжие кудри Руатты, ища среди них седые волосы, и не находила ни одного.
– А если заставить ее полюбить эту клетку?
Ашурран пожала плечами.
– Тогда, надо полагать, она зачахнет и умрет.
– Я не хочу, чтобы это произошло с тобой, орлица в облике женщины.
Тогда Ашурран прервала свое занятие и взглянула в зеленые глаза своего возлюбленного.
– Если я покину тебя, то всего лишь сменю свою клетку на большую. Нигде за пределами этого замка не могу я быть свободной и следовать желаниям своего сердца.
– Можешь ты стать богатой и знатной дамой в любом из княжеств Ланкмара, хотя бы супругой князя или самого короля.
– Что мне Ланкмар и его напыщенные князья! – сказала Ашурран, не скрывая презрения. – Они ханжи и пустозвоны, жиреющие на крови народа, а король их – уродливая жаба, ни минуты за свою жизнь не бывшая мужчиной. Эти люди на словах воспевают женщин, а на деле держат их в рабстве. Да и женщины их тоже хороши – лицемерки и шлюхи, строят из себя целомудренных монахинь, а на самом деле втайне развратничают и травят мужей ядом.
– Низкого же ты мнения о Ланкмаре!
– Я знаю изнанку столичной жизни, и больше никогда Ланкмар не обманет меня своим показным великолепием. Изнутри он изъеден злом, как червивое яблоко.
– Что ж, ты можешь обратить взоры на свою дикую родину. Несколько лет назад субхадра Красных Лисиц начала завоевывать степь. Скоро она подчинит себе все племена Арриана и двинется на Ланкмар. Ее имя Александра, и ей суждено править миром. Если ты присоединишься к ней, тебе тоже достанется изрядный кусок.
На этот раз Ашурран задумалась, но потом покачала головой.
– Власть мне не нужна, и я не пылаю ненавистью к Ланкмару. Во всем Иршаване не найдется места, которым я хотела бы владеть, кроме, разве что, сердца одного чародея, но им я владею и так, – Руатта при этих словах улыбнулся, и она его нежно поцеловала. – Не сам ли ты говорил, что мне нет места во всем Иршаване?
– Но есть еще мир за пределами Иршавана, – прошептал Руатта, будто бы нехотя.
Ашурран так и впилась в него глазами, и даже пальцы у нее задрожали от волнения.
– Поведай мне о нем! – воскликнула она с жаром.
– Это мир, населенный людьми и чудесными созданиями, намного превосходящими людей. Это юный мир, которому едва сравнялась тысяча лет, в котором еще ничего не определено, в котором создаются и рушатся царства, возникают и гибнут народы. Мир, свободный от большинства предрассудков, дивный, сказочный мир, в котором все возможно. Мир, в котором можно стяжать себе бессмертную славу, так что имя твое будут помнить многие тысячи лет. Мир, в котором тебе суждено оставить потомство от бессмертных мужей, ибо только там ты сможешь преодолеть тяготеющее над тобой проклятие.
О проклятии еще прежде успел ей рассказать Руатта, но продолжение рода не слишком волновало Ашурран, и пропустила она слова его мимо ушей.
– Как же попасть туда? – спросила она, зачарованная его речами.
– Через Врата. Не о них ли думала ты, когда разыскивала в моей библиотеке упоминания об этой древней легенде?
Воистину, ничто не могло укрыться от чародея Руатты. И верно, почувствовала Ашурран вдруг жгучий интерес к легенде о Вратах, рассказанной ей в детстве, и все обдумывала, как бы подступиться к Руатте с расспросами.
– Почему же ты сам не вернулся в свой дивный мир? – спросила Ашурран с подозрением.
– Вратами можно пройти только один раз, о воинственная возлюбленная моя, – отвечал ей чародей Руатта. – И не все они ведут в этот мир, только твои. Хоть могущество мое велико, до сих пор я не нашел способа, как туда вернуться. Скитался я по временам и странам, без всякой надежды, без радости и смысла, пока не встретил тебя. Видно, в этом и было мое предназначение – спасти твою жизнь и направить к Вратам.
– Значит, если я отправлюсь туда, мы никогда с тобой не увидимся? – спросила Ашурран печально.
– Никогда, о мой прекрасный ангел с мечом, – так же печально ответил ей Руатта.
Ашурран замолчала и больше не говорила об этом ни в тот день, ни в последующий. Десять дней прошло, прежде чем они вернулись к разговору. Все это время Ашурран была молчалива и рассеянна, ни на минуту не переставая размышлять, и даже ночью, после любовных услад, ворочалась с боку на бок, не в силах заснуть. Любили они друг друга в эти дни торопливо и жадно, будто стремясь насытиться перед расставанием.
Ашурран первая заговорила о Вратах, и сказала она вот что:
– Найти гору Альбурз не штука. Можешь ты показать мне туда дорогу, и не думаю, что будет она слишком трудна для меня. Однако что же делать с железными башмаками и прочими глупыми вещами, о которых говорит легенда?
– А приходилось ли тебе слышать, как бард поет о любви, что дескать глубока она, как море, широка, как звездное небо, и будь каждая песчинка на берегу золотым слитком, все бы он отдал за одну улыбку любимой?
– Приходилось, – Ашурран криво усмехнулась.
– Вот и ответ на твой вопрос.
– А как же пройти по Железному лесу, или это тоже вранье сказителей?
– Нет никакого Железного леса, есть узкий и длинный проход в скале, полный смертельных ловушек. Отточенные лезвия вылетают из стен, огромные секиры обрушиваются сверху, под ногами распахиваются провалы, утыканные острыми копьями. Однако ловкий и везучий человек может их преодолеть. Я набрал с собой камней и бросал их перед собой, или проверял дорогу посохом. Это всего лишь ловушки, срабатывающие, когда наступишь на один из камней в полу. Люди, которые сделали их, магией не владели.