Тихонько, стараясь не выдать себя неосторожным движением, я сделал несколько шагов в сторону.
И тут удача от меня отвернулась.
Было очень темно, узкая полоска суши между водой и кручей изобиловала корягами и камнями. Обо что-то такое я споткнулся, с громким плеском шлепнулся в воду, и из меня, помимо желания, вырвалось ругательство.
— Тише! — раздалось наверху. — Вы слышали?
Лучи от фонариков стрельнули в мою сторону, и очень скоро я был виден противникам, как на ладони.
Дальше соблюдать осторожность не имело смысла. Прямо по воде, самым позорным образом, я бросился убегать.
Вскоре берег слегка выровнялся и, ободрав ладони, я смог вскарабкаться наверх.
Преследователи тоже времени зря не теряли. Меня от них отделяло всего несколько десятков метров. И преимущество было на их стороне. Я совершенно не знал местности, а они здесь выросли…
Сдаваться я не собирался. Рассчитывая на то, что ночь сравнивает шансы, не раздумывая, бросился в самые густые заросли, куда не смог бы проникнуть свет фонариков.
Не знаю, куда и как долго я бежал. Поначалу меня подгоняли громкие крики преследователей и треск сучьев за спиной, а потом, когда погони уже не было слышно, ее наличие рисовало мое возбужденное страхом воображение.
Остановился лишь, наткнувшись на кирпичную стену высокого здания. Притаился в самом темном закутке и, отдышавшись, понял, что судьба снова привела меня к злополучному клубу.
За стеной по-прежнему хрипел магнитофон, слышался топот танцующих. Приключившаяся драма касалась лишь узкого круга лиц. Она никак не повлияла на приятное времяпровождение местных жителей.
Решив, что не стоит появляться слишком быстро, а лучше вообще незаметно слинять отсюда, я выкурил сигарету и стал осторожно пробираться к углу здания.
Когда я уже совсем настроился быстрой перебежкой миновать освещенное луной место, дабы затем скрыться в густых кустах сирени, меня едва не сбила с ног чья-то фигура.
Женщина в светлом платье и, похоже, она испугалась не меньше, чем я.
— Ой, кто это?
С ужасом по голосу я узнал недавнюю подружку. И она, к сожалению, тоже меня узнала.
— Андрюха! — со слезами повисла у меня на плечах. — Андрюшка, миленький, как здорово, что ты живой!
Ее радость казалась вполне искренней, что, учитывая недавнее предательство, выглядело даже неприлично. Но дальнейшее поведение девушки все прояснило.
— Андрюшенька, дорогой, — взмолилась она. — Спрячь меня где-нибудь. Ведь этот изверг меня грохнет…
"И правильно сделает…" — едва не сорвалось с языка.
Лишь чрезмерным усилием воли я сдержал нахлынувшие эмоции. Досадливо сплюнул и, памятуя едва не погубившую меня стервозность девчонки, шепотом посоветовал ей держаться от меня подальше. Но она не послушалась.
Слезы ручьями текли по ее лицу, а я еще не успел превратиться в черствого сухаря.
— Ладно, перестань хныкать, иди за мной…
Я выглянул за угол и, убедившись, что рядом никого нет, перебежал к кустам. Катя послушно последовала за мной.
Ползком мы пробрались под густым сплетением веток и оказались на небольшой полянке. Судя по валяющимся на ней сигаретным пачкам, пустым бутылкам и консервным банкам, ее нередко посещали аборигены для распития спиртных напитков.
Не пустовала полянка и сейчас.
Кто там находится, при тусклом свете луны различить было невозможно. Скрываться также не имело смысла. Если мы заметили чье-то присутствие, странно, чтобы никто не обратил внимания на наше, отнюдь, не тихое появление.
Рассудив, что моим преследователям нет необходимости прятаться в укромных уголках, я смело направился к незнакомцам и нагло засветил над ними спичку.
Передо мной открылась картина, достойная умиления. На траве мирно посапывал Илья, а рядом сидела несчастная и, похоже, неудовлетворенная Рыжая.
— Андрюха, как здорово! — узнав меня, словно полоумная закричала девушка и уже готова была броситься мне на шею, дабы востребовать то, чего не сумела добиться от моего друга, когда в радиусе ее внимания возникла Катя.
Энтузиазм мгновенно испарился, в глазах девушки снова поселилось тоскливо-унылое выражение.
— Вы где пропадали? — почти равнодушным голосом спросила она, но по интонации я угадал столь несвойственные для Рыжей нотки ревности, что мне очень польстило.
Правда, особо на этот счет я не обольщался. Вряд ли Рыжая ревновала, скорей всего просто бесилась из-за собственного прокола.
Насколько я ее знал, ей было все равно, с кем удовлетворять свои желания. С таким же безразличием она относилась и к поведению других.