Говорил, но пока исполняли, жваху не опускал. Хоть и однозарядка, но, если шмальнуть - большая частью убудет - она широко берет. Настроена на площадь, сперва охватит, потом стянет как бы сеткой и зажует - фарш от всех будет неприглядный. Одна беда - одноразовая штуковина. Уже не перезарядишь - выбрасывай. Зато сразу видно, использованная или нет. У Бригадира - снаряженная…
Еще не собрано было основное, то, что на виду, а только что налитые кровью, готовые вцепиться, поостыли, опомнились - сообразили, всем хватит. Со счетом светлели лица. Один обирал, бросал по одной чешуйке в мешок и громко считал - чтобы все слышали. Второй кивал, соглашался, а на круглых цифрах вслух подтверждал, что нет никакого передергивания в ту или иную сторону. Впрочем, все и сами видели, шептались:
– Хорошие чешуйки. Не щербатые
– Восьмьсот срок две - это сколько?
– Это много - это все еще умножай на десять, потому как здесь каждая чешуйка - десятирублевик
– Как много?
– Заткнись, дай послушать - сладко считают.
Каждый так думал: чуток своего, чуток от разного чужого, глядишь, и собственный дом-дворик выстроился. Некоторые и выстраивали. Но это какие хоромы можно отбацать?
– Тыща! - объявил один из сборщиков.
– Подтверждаю - согласился второй.
Надолго умолкли, не всяк про такие цифры слыхал. Так и стояли молча, пока сборщик опять не объявил:
– Полторы тыщи!
Тогда оживились.
– Еще много? Или уже больше, чем много?
– Больше! Много больше! Ты заткнешь, наконец?
– Две тыщи!
Кто-то ахнул, вроде бы нашелся и такой, что в обморок сполз.
– А теперь? Много большего или еще нет?
– Теперь - до хера. А больше, чем "до хера", на свете не бывает.
Оказалось, что бывает…
Когда обирали еще первую сотню, спящие проснулись. Бригадир подумал, что если бы не вслух считали, то едва не всю поляну обобрать успели бы, а эти двое, как дрыхли, так бы и дрыхли. Понятно, ночью им кто-то спать не давал (ночь безлунной была - тут и себя испугаешься), а днем, когда чешуйки на свету блестят, да известно, что никакая нежить и близко к деньгам не подойдет - такое их свойство - отчего бы не выспаться? рывком сел и за ствол схватился. Лучше бы он это не делал, потому как народ стоял по дурному счастливому случаю очень нервный, думается, вряд ли кому приходилось видеть в ответ столько самых разных стволов. И глаз смотрящих. Руку разжал едва ли не быстрее, чем рукоять ухватил - пукалка его на траву упала. Бригадир дождался, пока собиратели чешуйки вокруг оберут, да босой ногой ему ствол отбросят. Медленно нагнулся и двумя пальцами поднял, во все стороны повернул, чтобы все видели - ни к пукалке, ни к его пальцам чешуйки не прилипли.
Сейчас все аккуратно надо, чтобы двусмыслиц не возникло. Чтобы потом, уже в Городе, с самых пьяных глаз никому в голову не пришло обвиноватить.
Зубами скрипел только тот, что за ствол ухватился сразу же, еще толком глаз не открыв, но тут же, глаза разув полностью, уронил характер на траву - рассмотрел, стволов поднялось столько, что только от намека на укус фарш сделают. А второй словно и не сообразил, не заметил, что ему тут в любой момент случиться может - улыбался во весь свое немаленький ротик, хлопал удивленными глазами. И увидели, что связан хитро: одной рукой за пояс первому, второй к собственному, уже наглухо, чтобы не шевельнуть, еще и ноги - так, чтобы ходить можно было, а бежать нет. А путы эти тонкие, прозрачные, еще и бирки на них, что Метропольский это личный государственный арестант. А Бригадир заметил интересное, что под волосами арестанта в висок камешек заплавлен - радужный, вроде малюсенького глазика каменистой ящерицы. Подошел, за голову ухватил и повернул туда и сюда, на обратной стороне такой блестючки не оказалось. И в голове по ту сторону даже выемки нет, височная кость чистая. Понятно, что на второй стороне не выпал, не утерян, а и изначально так было. А голова у арестанта большая - умная. Только держится неумно. Или наоборот - умно? Так, как надо к этому случаю? Понравиться хочет?