Время еще есть
Тук - тук. Тук.
Подвешенный на ручке дверцы, желтый пузырек ароматизатора раскачивается маятником, отмечая неровности дороги. Бьется о стекло, отвлекает внимание. Он напоминает половинку песочных часов. Глухо постукивает на выбоинах подвеска, спидометр тревожно моргает красным. Сто тридцать. Сине-серое в сумерках, шоссе петляет, извивается, тихо шелестит под колесами. «Слыш-шш». Так же, практически неслышно, пересыпался песок в часах на тумбочке возле больничной кровати, давно, в детстве. Вспотевшие руки вцепились в баранку.Но это только тело мое здесь, а на самом деле я там, дома, полчаса назад.
- Ты вообще меня слышишь? Ты же не был таким, Вить!
Жена держала мои руки в своих, и все говорила, говорила...
- Откуда это равнодушие, Витя? Ты всех, всех оттолкнул, даже родных!
Она плакала, кусала губы - а я сидел и злился, не понимая причин вспышки.
- Ты даже к родному отцу в больницу не пришел! Да, так проще - наплевать на всех, отгородиться - и не видеть проблемы. Ну, нельзя же так, Витя! Нам от тебя не деньги нужны! Человек нужен!
Она вышла в коридор, и вернулась уже одетая, с туго набитой сумкой. - Я ухожу к маме.
Жена стояла в дверях, а мне и сказать было нечего. Трещина в отношениях появилась уже давно. Первым звоночком, года три назад, стал телефонный вызов. Звонил Олег, друг.
- Вить. - Сказал он. - Мама умерла. Приезжай.
Новость застала врасплох. Я как раз ехал на корпоратив, чтоб в неформальной обстановке обсудить кое с кем перспективы карьеры. Случай подвернулся удачный, грешно упускать.
- Олег - я прокашлялся, и придал голосу соответствующую интонацию. - Друг, прости. Не могу. Прими соболезнования, ну что тут сказать.
Он немного помолчал в трубку.
- Приедь. - Повторил он. - Пожалуйста. Хреново мне.
Такси уже сворачивало к ресторану, где и намечалась пирушка. « Олег, прости, не могу сейчас говорить. Как освобожусь, сразу приеду». - Я отключил телефон.
Приехать получилось только через три дня, мать Олега уже схоронили. Он ни словом не упрекнул, но заходил с тех пор реже, да и отношения стали гораздо прохладнее. По-моему, именно тогда жена впервые попеняла: «Ты какой-то бесчувственный становишься. У человека горе, а ты...»
Потом были ссоры из-за бабули - не помог с огородом, вышла неприятность с братом жены - на место, куда он почти устроился, я пропихнул одного парнишку. Не за просто так, понятно. И с каждым разом жена все больше замыкалась, грустнела... затем мы практически перестали разговаривать, а сегодня...
Я почувствовал, как в груди становится тесно, и глубоко вдохнул. Злость. Адреналин подгоняет сердце: давай, давай. Жми на газ. На спидометре сто пятьдесят. Жена ушла. Почему? Я ж все в семью волок. Не пил, не гулял. Сто шестьдесят. Несмотря на скорость, в кабине душно от пыли и запаха перегретого асфальта. Трудно дышать. Тук-тук, тик-так, так, так, все быстрее и четче, стук раздражает. Песок сыпется, время идет. Я протянул руку и сорвал стеклянную бутылочку. Вроде всего на полсекунды отвел глаза, но на дороге успел возникнуть, как из ниоткуда, серый от многодневной грязи, фургон. Рывок влево и тормоза не спасли. Шорох под колесами сменился визгом. Машина подпрыгнула, рыскнула по асфальту, и закружилась обезумевшим волчком. Затем вылетела на обочину, кувыркнулась - и все. Темнота и тишина, никаких ощущений, только где-то на самом краешке сознания, продолжали тикать невидимые часы.
Сознание вернулось рывком. И вместе с ним - звуки, запахи, и способность удивляться. Я стоял на проселочной дороге, неширокой, но ровной и ухоженной, на удивление приличной для такой глуши. В ветвях высоченных, метров под тридцать, кедров шумел ветер. Дышалось легко, вольно, как в тайге. Иногда ветер приносил запах свежести - где-то невдалеке явно была вода.
Но была и сразу кольнувшая сердце странность - невзирая на белый день, в бору стоял туман. Наверху он рассеивался под ветром, но здесь, у земли, собирался плотной, почти непроницаемой для взгляда клубящейся стеной. Иногда в нем появлялись какие-то уплотнения, смутные силуэты. Ежесекундно меняющие облик, они казались игрой света и воображения, но временами чудилось, что в движениях фантомов есть и смысл, и цель. Призраки как будто искали что-то - и не могли найти. А у изгиба дороги, сквозь молочную кисею тумана, белел на пригорке дом.
И я пошел к нему. Мной овладело состояние нереальности происходящего - как во сне или бреду. Знаешь, что все вокруг ненастоящее, не удивляешься, и даже не особенно осторожничаешь. Тишина вокруг не была мертвой - шумел ветер, теньбренькала вдалеке неизвестная пичуга, и даже потрескивание хвои под ногами ласкало слух.