— Не знаю… Погибли оба… Что один — в автокатастрофе, что другой — в авиа… Не могу объяснить, — признался Устинов, — но что-то в этом есть зловещее…
— Вы, майор, среди нас самый здравомыслящий, — сказал император. — Не считая премьер-министра, разумеется. Лучше, чтобы вы — именно вы! — на мистические моменты не отвлекались, это здравомыслию вредит. Кстати, с нынешнего дня вы подполковник. Верно, граф?
Премьер кивнул:
— Но это тоже секрет. Для всех — вы по-прежнему в отставке.
— Служу Отечеству! — отчеканил Устинов, вскочив и вытянувшись.
— Вольно, — усмехнулся император. — Садитесь, пожалуйста.
— А лазутчики из того мира, — спросил новоиспеченный подполковник, сев на место, — могут у нас быть? Одиночные?
— Отчего же, — откликнулся Румянцев.
Устинов на мгновение оскалился. Волчара, подумал Максим.
— Собственно, это все на сегодня, — подвел итог Чернышев. — Возвращайтесь к работе.
Император встал. Поднялись все.
— И желаю вам успеха, — сказал премьер. — Искренне желаю.
— Благослови вас Господь, — добавил император.
15. Вторник, 23 мая 1989
Максим стоял на сáмом краю площадки, которую Первопоселенцы называли Площадью Созерцания, а он — про себя — обзорной. Гигантский диск Земли почти касался горизонта, и Максим, не отрываясь, смотрел на него через прозрачную до незаметности толщу купола.
Остальные — Наташа, Федор и врач Первого Поселения Губер — расположились на скамье немного поодаль. Губер говорил без остановки — что-то о грядущем устройстве здесь, на Площади Созерцания, настоящих садов, прямо-таки необходимых для поддержания психологического здоровья поселенцев. Представьте, вещал он, здесь, под этим небом, в виду матери нашей Земли, будут расти пальмы и кипарисы, цвести магнолии и гортензии.
Болботание раздражало, мешало сосредоточиться, поэтому Максим и выбрал место подальше. Все равно доносилось, но в пределах терпимого.
Странно, подумал Максим, быть тут единственным врачом — огромная ведь ответственность, а Губер этот кажется настолько пустым... Впрочем, специалист, наверное, хороший. Не мое дело, решил Максим.
Судья Макмиллан пока не мог присоединиться: Первое открыли для заселения всего два месяца назад, и забот у всех был полон рот. А у главы общины — особенно.
Мысли текли вольно. Максим не мешал им — сами дотекут до главного.
Сейчас он думал о Земле. Не о той, на которой он родился и жил, а о небесном теле, висевшем в черном небе, всегда на одном и том же месте. Только фазы сменяются. Сейчас — полная. Кто-то говорил, что на людей полная Земля влияет так же, как полная Луна — депрессии, психозы, мании… Не на всех, конечно, лишь на некоторых. Максим к таким не относился, на него полная Земля действовала очень даже благотворно. Вплоть до того, что о тошноте забывалось.
Если смотреть долго-долго и пристально-пристально, то можно заметить, как Земля вращается. То есть, конечно, самого вращения не уловишь, но смотришь — и вдруг оказывается, что контуры континентов и океанов сдвинулись…
Потом подумалось о Первопоселенцах.
Пятьдесят семей. Со всего мира. Что они за люди? Представить себя самого, снимающегося с места — с малыми детьми, между прочим! — ради того, чтобы жить свободно, Максим не мог. Чем для них на Земле не свобода? Конечно, не везде так, как в России, но в целом их мир — благополучный мир свободных людей. Что примечательно, из этих Пятидесяти семей восемнадцать были как раз из России, одиннадцать из Соединенных Штатов и десять из Объединенной Европы. То есть почти все Первопоселенцы — из вполне процветающих стран. Ни голода, ни нищеты, ни ксенофобии, ни войн, ни, боже упаси, тоталитаризма какого-нибудь. Преступность — ну, есть, как без нее, но на очень умеренном уровне. Гомосексуализм — это да, это махровым цветом, но так, в отдалении где-то. Не мешают никому…
Вот в Китае, например, — там жизнь, мягко говоря, неуютна. Там как раз свобод никаких. Так из Китая в Первом и нет никого.
Макмиллан в прошлый раз объяснял что-то. В своей манере объяснял, скупо. Ну да, те же песни, что у Румянцева и у императора: кризис, видите ли, духовности. Зажравшееся, понимаете ли, стадо.
И вот для того, чтобы от сытости освободиться — сюда? Да еще с детьми?
Да, говорил Судья, сюда. Новая Родина. Новый мир, и мы построим его сами. Мы начнем, а через десять поколений здесь будет освоено все, в борьбе освоено, в адском труде, с лишениями, с жертвами даже. Но это окупится. Люди здесь будут другими — свободными не только телом, но и духом. Люди-творцы.