Премьер немедленно покинул Мариинский дворец — присутствие журналистов всячески приветствовалось, — но, прежде чем подать в отставку, издал, как Верховный Главнокомандующий, приказ, ставший вскоре знаменитым под названием Приказа об Умиротворении. Через неделю, после точного исполнения всех предписанных приказом жестких мер, граф Чернышев сложил с себя все полномочия.
Император объявил о досрочных выборах в Думу. Демократы-солидаристы одержали на них безоговорочную победу; правительство Российской империи впервые возглавила женщина — яркая и циничная Ольга Жданóвская.
Продолжать работы по проекту «Игла» стало невозможно. Удалось лишь сохранить все в секрете — материалы легли в личный архив императора. На большее Владимир Кириллович так и не решился…
«Уроды, — прокомментировал тогда ситуацию Максим. — Все уроды. А я так и так уйду. На дуб залезу и уйду. — Он неприятно засмеялся и добавил: — Вот дома-то удивятся: ожил покойничек!»
«А надо? Обязательно уходить?» — спросила Наташа.
Впервые за все годы она задала этот вопрос. Напрасно задала… Максим вспылил, наговорил Бог знает чего, напился в одиночку — Наташа его никогда таким не видела, — а наутро сел в машину и уехал, не сказав ни слова.
Вернулся через два дня, мрачный и виноватый. И опять пошло по-старому: долгое отчуждение, короткое сближение, яростная любовь, снова отчуждение…
Но так, как сейчас, он не уходил еще ни разу. Десять дней… здесь, в городе, в заведении Маман, не скрываясь… не отвечая на звонки…
Одно только и можно придумать — сидеть дома и ждать, что вернется. А дальше?
Господи, вразуми, отчаянно повторила Наташа про себя.
Зазвонил телефон. Она кинулась к трубке. Определился незнакомый номер.
— Слушаю, — тускло, не в силах скрыть разочарования, произнесла Наташа.
— Госпожа Извекова? — спросил ласковый женский голос. — Прошу вас, не волнуйтесь. Господин Горетовский у нас, во Второй Нижнемещорской больнице, после аварии. Ничего опасного, ушибы и средней тяжести сотрясение. Ну, и общий шок, разумеется. Собственно, это он просил телефонировать вам, ему покамест трудно говорить самому. Но тревожиться не следует. Три — четыре дня проведет у нас, и все будет хорошо.
— Еду, — сказала Наташа и, обмирая, побежала к машине, забыв даже запереть за собой дом.
23. Понедельник, 19 августа 1991
Людмила терпеливо стояла в длиннющей очереди к кассе универсама. В соседней такой же очереди — Александр: у кого быстрее подойдет.
Понедельник, утро, а народу полно. Все, наверное, как услышали сообщение о болезни Горбачева и об этом комитете по чрезвычайному положению, так сюда и рванули. Вон, никто особо и не разговаривает. Опасаются.
А брать-то почти нечего — полки пусты. Господи, когда же все это уже кончится?..
Отоварились фасолью в томатном соусе. Сколько денег было, на столько и взяли — девятнадцать банок.
Ну, немножечко, конечно, оставили — на автобус, на метро, на хлеб. Завтра у Саши зарплата должна быть, да вот дадут ли? И вообще, что теперь будет?
И без того жить трудно, но хоть надеялись на что-то. Не на Горбачева, так на Ельцина. И — на тебе.
А жизнь — одна. И вот — девятнадцать банок фасоли.
Людмила взглянула на мужа. Да, у него очередь быстрее продвигается. Бедный, тяжело ему, аж перекосился, а корзинку не выпускает. Хороший Саня…
На всякий случай сказав стоявшей за ней женщине: «Я на минутку, вы за мной», она подошла к мужу.
— Сань, у тебя кассирша пошустрее работает, раньше подойдешь. Может, вот тебе деньги, а я домой побегу? Что-то за детей сегодня неспокойно… День какой-то такой…
— Сегодня счастливый день! — строго сообщил из соседней очереди пожилой мужчина в потертом сером костюме. — Ишь, неспокойно им! Прижали хвост, и правильно! Давно пора!
Никто не ответил. Саня открыл было рот, но Людмила нашла его ладонь, быстро и сильно сжала ее — и муж промолчал.
— Ну так что? — спросила она. — Пойду?
— Иди… — неохотно ответил Саня.
— Все, пошла. А вы, — неожиданно для самой себя обратилась Людмила к пожилому, — не вмешивайтесь, когда вас не просят, ясно? Сам вон фасолью нагрузился, а туда же…
И двинулась к выходу, лавируя в толпе.
— Я, может, фасоль люблю! — послышалось сзади.
— Молчи, мужик, — пробасил кто-то. — Тоже мне, умник нашелся. День у него счастливый…