Вот и скандальчик намечается, подумала Людмила. Все-таки народ молчать не станет. Привыкли, что хотя бы говорить — можно, что угодно. Да, испугались поначалу, но это быстро пройдет. И будут говорить. А то, глядишь, и на улицы выйдут.
Ладно, у меня — дети.
С детьми все оказалось в порядке. Хорошо, что Катюшку с Мишенькой в лагерь не отправили, сообразила Людмила. Сейчас бы пришлось, сходя с ума от беспокойства, ехать за ними, а еще как добираться в этот самый Ступинский район по чрезвычайному-то положению… И Игорька с собой тащить за тридевять земель…
Хоть это удачно вышло.
Зато с родителями неизвестно что. Понесло их в Евпаторию, к маминой родне, у которой и телефона-то нет… Впрочем, там, может, и спокойнее.
Наконец, и муж вернулся.
— Ну что, на работу сходить, что ли? — неуверенно спросил он, разгрузившись.
— Я не пойду, — отрезала Людмила. — Я при детях буду.
— Эх… Ну, и я прогуляю. Один хрен зарплата только завтра.
Он включил телевизор. Показывали «Лебединое озеро».
— Тьфу, — сказал Саня. — С утра это крутят. Давай чайку, может, попьем?
— Поставь чайник, — откликнулась Людмила. — Попьем, а потом с детьми гулять пойдем. Я их сегодня одних не выпущу.
— Ну ма-а-ам, — заныла Катюшка. — Сама говорила, я уже взрослая!
— Катя, в другой раз, — отчеканила Людмила. — И вопрос закрыт.
Александр покачал головой и отправился на кухню. Через минуту оттуда донеслись шипение и треск — муж пытался поймать на старой «Спидоле» какие-нибудь «вражьи голоса».
Чай пили молча — Александр шикал на всех, потому что глушилки мешали слушать. Людмила так ничего разобрать и не сумела, кроме отдельных слов. А Саня все-таки уловил главное.
— Люсь, слышала? — возбужденно спросил он. — Заявление Ельцина!
— Да ничего не поняла, — устало ответила Людмила. — Вот что, я с детьми выйду, а ты оставайся. Слушай, потом расскажешь. Если что, мы во дворе будем.
Гулялось неспокойно. Народу во дворе почти не было, но дети то и дело норовили поссориться. Да, нехороший день, сказала себе Людмила. И тянется медленно.
Вернулись домой, пообедали. По телевизору продолжали гонять «Лебединое озеро», Людмила мысленно выругалась, но усадила детей смотреть балет — классика все-таки. Уставилась на экран и сама, но незаметно для себя задремала.
Очнулась от мягкого толчка в плечо. Саня стоял перед ней с виноватым видом.
— Что? — спросила она.
— Люсь… — Он отвел глаза. — Это… Я поеду, а? К Белому дому… Там Ельцин народ собирает…
Людмила молчала.
— Люсь… Я себя уважать не смогу, если не поеду… И ты не сможешь… Да не волнуйся, все будет нормально.
Она взяла себя в руки, кивнула.
— Иди. Только на рожон не лезь, ладно? И позвонить постарайся, если задержишься. Погоди, бутербродов каких-нибудь сделаю тебе…
— Да не надо, Люсь, не надо. Хорошая ты моя…
Александр поцеловал детей, потом жену, улыбнулся.
— Ну, пошел.
Надвигался вечер. Показали пресс-конференцию ГКЧП. По радио передавали речь Ельцина, но слышно было по-прежнему неважно.
Поужинали. Людмила уложила детей, сама встала у окна на кухне. Еще и одной остаться в такое время, подумала она. С тремя чадами.
Тряхнула головой, отгоняя дурацкую мысль. Ничего с Саней не случится. И вообще все будет нормально, обещал же.
Она улыбнулась.
И вдруг вспомнила: вчера же была годовщина смерти Максима. Восемь лет. Эх, замоталась, забыла. А родители его как-то перестали с ней общаться. Все-таки сильно обиделись, что Катюшке с Мишенькой фамилии она поменяла и отчества.
Забыла, забыла, из головы вылетело… Ну, хоть сейчас помянуть…
Достала из холодильника бутылку водки, купленной по талонам. Налила себе рюмку. Поколебавшись, открыла банку добытой сегодня фасоли. Отрезала кусочек хлеба. Положила на хлеб ложечку фасоли. Подняла рюмку, беззвучно шевельнула губами: «Царство небесное». Выпила. Откусила от странного своего бутерброда. Усилием воли остановила набежавшие было слезы. Спросила себя: а Максим — пошел бы сейчас к Белому дому? Ответила: помчался бы!
Вернулась к окну и принялась ждать мужа.
24. Понедельник, 19 августа 1991
Колеса шасси коснулись бетона, челнок побежал по полосе. Раздался мощный хлопок — это раскрылся тормозной парашют, — характерно взревели переключенные на реверсивную тягу двигатели.
Пассажиры дружно поаплодировали.
Челнок выкатился на рулежную дорожку, свернул к зданию терминала и замер.