Невыносимо ныли плечевые суставы, боль пронзала до самых кончиков пальцев рук, сведенныхкрест-накрест за спиной. Астид потянулся в попытке вернуть руки в нормальное положение.
«Суукаа-а-а!» — отчаянно заскулил он, почувствовав, как в запястья врезался металл оков. Полукровка дернулся несколько раз в надежде вытянуть ладони из наручников, но железо лишь глумливо зазвенело в ответ.
Справа кто-то хрипло и натужно дышал. Астид повернул голову и увидел Гилэстэла. Взгляд пришелся на левую, оплывшую лилово-синюю сторону лица. На теле князя сквозь порванную рубаху виднелись кровоподтеки и ссадины. Полукровка в ужасе не мог отвести взгляда от полуэльфа. Моргнул слезящимся глазом, не смея верить увиденному.
Ни разу за долгие годы странствий, ни разу послебесчисленных драк, поединков, битв и сражений, Астид не видел Гилэстэла таким. Даже не подозревал, что Его светлость может быть банально кем-то избит. Одно дело — аккуратная, благородная рана от клинка. Но это… Это было немыслимо.
Пребывающий в беспамятстве князь был прикован к стене в том же положении, что и Астид — со скрещенным сзади руками. Натянутые цепи не давали сгорбившемуся полуэльфу свалиться лицом вниз на пол каземата. Белые пряди волос касались серых камней, запятнанных подсохшими алыми каплями. В отличие от полукровки Гилэстэл сидел на коленях, и от щиколоток к стене тоже тянулись цепи.
Оторвавшись от созерцания своего покровителя, Астид оглядел помещение — глухой каменный колодец шириной не более десяти шагов. Несмотря на царящую снаружи жару, здесь было холодно. И мерзко воняло. Тусклый вечерний свет проникал в зарешеченное отверстие наверху, давая возможность видеть мужской труп в цепях у противоположной стены. Больше в помещении не было ничего. Эта тюрьма явно не предназначалась для длительного содержания заключенных.
— Ваша светлость, — прошлепал разбитыми губами полукровка.
Слова резанули пересохшее горло, и Астидзакашлялся. Словно ему в ответ, что-то заскрежетало за стеной слева. Астид напрягся, как можно сильнее вывернув голову, и кося здоровым глазом туда, откуда доносился звук. Внезапно часть стены отъехала назад и вбок, и в камеру вбежали двое Безгласных. Не обращая внимания на узников, они устремились к трупу, вытряхнули его из оков, и, завернув в принесенную дерюгу, вынесли вон. Следующим в помещение вошел Безгласный с ведром воды и остановился перед пленниками. Взглянул на Астида, перевел взгляд на Гилэстэла, и сильным рывком плеснул в него водой. Отставив ведро, наклонился, сгреб белые волосы в кулак и, приподняв голову полуэльфа, заглянул ему в лицо. Астид видел, как дрогнули и приоткрылись веки, и услышал глухой стон. Безгласный удовлетворенно усмехнулся, выпустил волосы, забрал ведро и вышел.
Астид согнулся, скрючился, стараясь дотянуться до разлившейся по полу воды. Припал губами к мокрым камням, всасывая влагу, унимая терзавшую его жажду. Вода придала сил, смягчила саднившее горло.
— Ваша светлость! — как мог, повысил голосАстид и громыхнул цепями о стену. — Князь!
Гилэстэл промычал что-то нечленораздельное, дернул плечами и поднял голову. Голубые глаза, сначала мутные и рассеянные, приобрели осмысленность. Князь закрутил головой, оглядываясь, увидел Астида, скользнул взором по его оковам. Пошевелил руками, оглянулся через плечо и скособочился от боли.
— Скверно…
В камеру, чуть нагнув голову, чтобы не задеть притолоку, вступил человек в белом тюрбане. За ним, остановившись у входа, появилсявоин городской стражи с факелом в руке. Гилэстэл вздрогнул, глядя в сапфировые глаза приблизившегося человека и вспомнив свою беспомощность. А Астид вздрогнул при виде оружия, которое вошедший держал в левой руке — одрарский меч с навершием в виде змеиной головы. Несколько минут незнакомец рассматривал узников с явным интересом, покачивая в руке принесенное оружие. То, что произошло потом, привело Астида и Гилэстэла в глубочайшее замешательство и смятение.
Проступившие в их сознании слова совершенно точно принадлежали тому, кто стоял напротив.
«Знаете, как джезъянцы охотятся на лис, что воруют гусей?»
Астид недоверчиво переглянулся с князем, поняв, что и он тоже слышит чужой голос в своей голове.
«Охотники настораживают крепкие петли в тех местах, где лиса может пробраться в птичник. Зверь сам сует свою голову в петлю. К петле привязана дырявая тыква с жидким птичьим пометом. Может быть, лиса и украдет птицу. Но потом всё равно вернется в свою нору. С тыквой на шее. По вонючему следу пойдут пастушьи собаки, и приведут охотников прямо в лисье логово».