ГОРДЕЕВА: Но ты называешь не конкретного Киселёва человеком с сомнительной репутацией, ты же говоришь о неких “людях”. Как ты оказалась в суде с Киселёвым?
ХАМАТОВА: Сразу после выхода этой заметки я начинаю получать письма с угрозами. Самое первое – письмо, написанное на компьютере, с компьютерной же подписью: Киселёв. Это же письмо было послано Галине Борисовне Волчек в театр “Современник” и нам в фонд. Текст гласил, что я возомнила себя такой матерью Терезой, символом благотворительности, и теперь на эту поляну никого не пускаю. Это была главная ко мне претензия. А следом милая приписка: если я еще буду вякать, меня вместе со всей моей семьей закатают в асфальт. Я обратилась к адвокатам. Они разводят руками: “А мы ничего сделать не можем. Да, написано «Киселёв», но ни подписи, никаких доказательств, что это именно Киселёв писал, нет”.
Тогда я звоню в фонд “Подари жизнь” и говорю: “Надо что-то делать, потому что я совершенно не хочу быть закатанной в асфальт, это первое, второе – я не говорила так, как это изложено в статье. Пусть Олег Кашин, – предлагаю я, – всё-таки восстановит эту пленку и точно изложит мои слова. Я материал, помещенный газетой «Коммерсантъ», не визировала”. Но у нас в “Подари жизнь” тогда еще нет полноценной пресс-службы, и все решения принимаются на ходу – и это тоже бусины компромиссов, – и мы вместе решаем, что газета “Коммерсантъ” весьма влиятельна и в будущем может очень помочь нам в сборе денег; фонд не может портить отношения с этим важнейшим органом печати. Короче говоря, Чулпан могут, в принципе, закатать под асфальт, но с газетой “Коммерсантъ” мы ссориться не станем и Кашина обижать не будем.
ГОРДЕЕВА: А запись?
ХАМАТОВА: У Кашина не нашлось этой записи. Он ничего не помнит. И, как оказалось, опровержение писать не собирается. Тем временем на меня сыпались письма Киселёва – точно как из камина в начале “Гарри Поттера” – одно другого круче. Он писал: “Ты обираешь бедных…”
ГОРДЕЕВА: А он на “ты”, да?
ХАМАТОВА: На “ты”, только на “ты”: ты обираешь бедных, воруешь у бедных; неужели ты думаешь, что важны вот эти вот деньги, которые ты собираешь? Нет, кулон, снятый с сердца и подаренный девочке Шерон Стоун, намного важнее тех денег, которые она не получила; тебе до этого понимания еще расти и расти… Ну и так далее. В разгар этой эпистолярной драмы мы получаем повестки в суд: газета “Коммерсантъ” и лично я.
ГОРДЕЕВА: В чем суть обвинения?
ХАМАТОВА: Это иск о защите чести и достоинства Владимира Киселёва и фонда “Федерация”, причиной для которого послужила та самая моя цитата из “Коммерсанта”. И я понимаю, что делать нечего, надо идти в суд. Но надеюсь, что Кашин в суд тоже придет и нас поддержит. Сначала нас судят в каком-то районном суде. Сумма иска – миллион рублей, а потом они снижают ее до одного рубля. Такой пиар-ход. Проходит несколько судебных заседаний, апелляция. И, наконец, самое главное заседание – в Мосгорсуде. Вот там, где мы сегодня слушали про то, как Кирилл украл у Минкульта все деньги, но при этом создал центр современного искусства “Платформа”, где каждый день игрались новые спектакли, где била жизнь, куда рвалась молодежь… Триста сорок всего спектаклей, он сказал, да?
ГОРДЕЕВА: Да. Триста сорок мероприятий за почти три года существования “Платформы”.
ХАМАТОВА: У меня на сегодняшнем слушании было ощущение дежавю. Ведь когда меня судили, Кирилл одним из первых примчался меня поддерживать.
ГОРДЕЕВА: Куда? Сюда – в суд?
ХАМАТОВА: Да. Сейчас я сообразила, что именно сюда. Вот в эту самую комнату, где теперь судят его. Семь лет прошло.
ГОРДЕЕВА: Зачем Серебренников приезжал к тебе в суд?
ХАМАТОВА: Видишь ли, я тогда подумала, что суд может стать поводом для масштабного заявления от имени всех нас, звезд, которые участвуют в благотворительности: отдают свои имена, жертвуют временем, душевными силами. Мы должны заявить, что даже один фонд, который скрывает о себе информацию, может бросить тень на нашу общую репутацию. И это превратилось в настоящую акцию за прозрачную благотворительность. Правда, она утонула в песке, если ты помнишь.
ГОРДЕЕВА: Нет, я не помню, увы. Я не была в суде, потому что снимала тогда в Афганистане фильм для НТВ. А кто был, кроме Серебренникова, и почему всё утонуло в песке?