ХАМАТОВА: Это была фантастическая удача: неожиданная, нежданная и счастливая. К тому времени у меня за плечами только одна картина – “Время танцора”. Но можно сказать, что меня как актрису пока мало кто знает. Меня вызывает Алексей Владимирович Бородин, который обычно с большим скрипом отпускает студентов на съемки, считает это вредным и пошлым. А уж тем более, если, не дай бог, для телевидения. И вот Бородин вызывает меня в кабинет: “Тебя приглашают в программу «Взгляд» познакомиться. Думаю, что это интересно. Надо сходить”, – говорит он. Очевидно, программа “Взгляд” попадала в малочисленную категорию тех, где его студентам появляться приемлемо.
Первая встреча с Кушнерёвым и Бодровым, Катя, длилась часов пять. Я не могла поверить, что только что познакомилась с этими двумя ребятами и уже разговариваю с ними так, словно мы знакомы всю жизнь и ближе друзей у меня нет. Нам как-то сразу стало вместе интересно, по-настоящему интересно. Но краешком сознания я улавливаю, что Бодров со мной общается совсем уж как с ближайшим другом, так, будто у наших отношений есть предыстория: делает какие-то отсылки к моему прошлому, к важным для меня событиям, о которых он и знать-то не мог! Как потом выяснилось, это была Серёжина разводка для Кушнерёва: Бодров, оказывается, ужасно хотел, чтобы у него появилась соведущая. Как он объяснял Кушнерёву, “на всякий случай”. А на самом-то деле он собирался сам снимать кино, хотел из журналистики двигаться дальше. Ну а “Взгляд” – это же прямой эфир. Забытое слово, правда? Из-за этого прямого эфира он был привязан к Москве, к Останкино. Вот он и стал обрабатывать Кушнерёва, чтобы ему нашли замену. Но кандидатуры, которые он предлагал, Кушнерёва не устраивали. И тут Серёжа находит в журнале “ПТЮЧ” мою фотографию и интервью со мной. Не очень понимаю, что его там зацепило, но зацепило настолько, что он притащил журнал Кушнерёву со словами: “Ой, вот вспомнил, это же моя подруга, очень, кстати, хороший человек”. И рассказал Кушнерёву всё, что вычитал в этом интервью. И еще раз подчеркнул: близкая подруга, сто лет знакомы, отличный товарищ, надежный человек, замечательная артистка, профессионал. Представляешь?
ГОРДЕЕВА: А как потом всё это выяснилось?
ХАМАТОВА: Ну, я была, конечно, в некотором ошалении от Серёжиной манеры разговаривать со мной так, будто мы выросли в одном дворе. Но промолчала, тем более что мы передружились с полуслова.
Вскрылось всё, когда Бодрова уже не было. Мы как-то стали с Кушнерёвым вспоминать Серёжу, соединяли факты, перебирали истории. И тут он удивляется: “То есть как это вы до той встречи не были знакомы? Разве вы не дружили? Подожди. У меня другая версия…”
А в тот первый вечер знакомства мы действительно очень быстро спелись. И спились: сначала был выпит один коньяк, потом другой коньяк. И я за один вечер поняла, что у меня есть настоящие друзья. И это – навсегда.
Потом Бодров с Кушнерёвым пришли смотреть спектакль “Анна Франк”. Все на курсе попадали в обморок, потому что сам Бодров был в зале.
ГОРДЕЕВА: Это был, как говорят, легендарный спектакль, главной звездой которого была ты.
ХАМАТОВА: Звездой? Нет, конечно. Понимаешь, театральное образование было так устроено, чтобы ты постоянно чувствовал, что не дотягиваешь, что должен работать, работать и работать. И еще ответственность. Теперь, спустя годы, Алексей Владимирович иногда вдруг говорит в каком-нибудь нашем совместном интервью: “И вошла звезда”. А я могу поклясться чем угодно: за четыре года обучения ни разу я не чувствовала, что я особенная или даже вообще чего-то стою. Больше того, первые два года я была уверена, что хуже всех, поскольку получала бесконечные замечания мастера, недовольного тем, что его требования выполняла плохо или не выполняла совсем.