- Ты мне зубы не заговаривай!, - со стражника в миг слетели золотые чары, - Знаем, какая тут дура… Ха! Ведьму вчера привели. А поймали прям в проклятой крепости. Так что иди отсюда, коли жизнью дорожишь…
- Да ничего тебе не станет, даже если заметят, скажешь, раз ведьма, значит, улетела или Дьявол прибрал. Ты видишь, какие деньги я тебе предлагаю…
- Да, немалые, - стражник с некоторой тоской посмотрел еще раз на золото, - А потом меня вместо нее на костер. Нет, парень, не пойдет.
- Подумай…
- Нет, я сказал! Уходи, а то самого в темную посажу!
- Хорошо! – со злостью крикнул ему юноша, - Давай, зови Инквизитора! Это я ведьмак! Я рисовал знаки! Я! А она не причем! Веди меня к нему!
- Нету его, уехал, - он вдруг направил на Алана копье, - Проваливай по добру, иначе заколю, как пса! Инквизитор велел любого, кто попытается отбить ведьму, на суд Господний отправлять! Уходи!
Алан понял, что все серьезно. Стражу не подкупишь, а тюрьму не осадить… Обреченность охватила его, он побрел, не видя ничего перед собой, сталкиваясь с прохожими… Но один выход все же оставался – последний. Дьявол – а надеяться больше не на кого.
***
Тринадцатое июля.
Инквизитор вернулся, как и обещал. Горизонт горел кровавым маревом.
- Выводите ведьму! – закричал он, вылезая из повозки – Готовьте дрова!
По всем правилам, чтобы приговорить, необходимо было сначала судить, но суд он описал лишь на бумаге, где расписались и священник, и свидетели, а для казни – дождаться рассвета, но ему не терпелось…
Сегодня состоится его первая казнь, его первая победа над злом, его первая ведьма…
Девушку повели в центр города, на площадь, где и должны были разложить костер. Собирались люди. Пока дошли, процессия вытянулась в десятки метров. Люди заполонили площадь.
***
Солнце только село. Приготовления к ритуалу были завершены. Вот юноша начертал последнюю звезду на западе, и весь город превратился в одну большую пентаграмму. Теперь оставалось только совершить ритуал, который займет времени ровно столько, сколько нужно, чтобы нарисовать киноварью пять звезд с тремя шестерками в каждой – в общем, мало.
Только бросил ведерко и собирался распрощаться с ненужной больше собачьей лапой, как увидел бегущих по улице мужчин. Двое, пыхтя, рассказывали третьему о поимке ведьмы, о начинающейся на площади казни. Юноша так и остался стоять с поднятой для броска рукой. Через несколько мгновений он дико закричал и бросился в след исчезнувшим во мраке. Не помня себя, достиг площади, стал расталкивать народ, чтобы пробиться к любимой, привязанной к просмоленному столбу, но толпа стояла так плотно, что достичь цели смог бы только бесплотный дух, пролетев насквозь живой лес. Тогда он бросился к стене ближайшего дома, вскарабкался по каменным выступам, цепляясь за карнизы, за что только мог, добрался до крыши и от туда… юноша увидел, как рука Инквизитора поднесла факел к разложенной под столбом куче хвороста. А девушка смотрела прямо на любимого, который сначала даже не узнал ее… она показалась ему старухой…
По изнеможенному, заплывшему синяками лицу, разметались поседевшие локоны, рваные одежды едва прикрывали истерзанное пытками тело…
Из толпы кто-то выкрикнул:
- Сжечь ведьму, старуху!
А этой «старухе» едва исполнилось шестнадцать.
Она увидела любимого, и, когда факел коснулся сухих дров, которые тут же занялись голодным пламенем, произнесла лишь одними губами:
- Я люблю тебя…
Юноша кубарем слетел с крыши, упал на каменную, мостовую, даже не почувствовал, как в кровь разбил лицо. Не было в мире боли сильнее и невыносимее, чем та, которая рвала в клочья его душу, пронзала раскаленной иглой сердце. Крича от этой муки, он бросился прочь, мимо испуганно расступавшихся перед ним людей. Вызвать, вызвать Дьявола и просить только одного… вернуть… вернуть ее…
***
Кожевенник, стоявший рядом с Инквизитором, поднял взгляд и увидел на крыше одноэтажного дома фигуру… что-то подсказало – ту самую, которую заметил ночью месяц с лишним назад. Как только занялся костер, он тут же указал Инквизитору на человека, который вдруг ринулся вниз…