– Прощенья наверное просил.
–Прощение… А в чём он виноват? Прощался он. А наши остолопы даже головы не опустили. Но провожали долго пока по течению плыл. По берегу шли до самой заставы, вместе пограничниками. Те, слава богу, не мешали. Да в субботу это было. Вот судьба. Всю жизнь на чужбине прожить.
– Взял бы визу. Приехал бы. Какие проблемы.
Юркин практицизм и расчётливость были известны, а потому Мишаня нисколько не удивился такой реакции.
– Да ну, скажешь тоже. Он и жил-то хрен знает где. А у них тоже жизнь не сахар была. Тока тока отпустили их. Да как у нас. Ну приехал бы? А кому он тут нужен? Пионерам? А тех уж нет сто лет. Родне? Маринка музей в клубе собирает, да то ведь фотографии, медали. Так, мелочь. К себе бы я его пустил, а о чём мы с им говорить будем? Нет Юрка. Он правильно сделал. Душу отпустил, дал ей праздник, а там и помирать с чистой совестью можно. Я потом ночь не спал. С таким человеком и по душам поговорить можно. Не то что с нашей пьянью.
– А много ли ты про него знаешь? Чем он лучше нашей пьяни.
– Ты Юрка не прав. Мы мизинца его не стоим.
– Ня знаю. Мне мой мизинец нравится, – взъелся Костыль, но потом почему-то затих. Когда он заговорил, уже не было прежних вредных интонаций, но вопрос его всё ещё был продолжением Мишкиного рассказа. – А в Столбовом-то, кто последний из казаков помер? Тыквин дед, кажись.
– Не знаю, – выдохнул Мишаня, не желая продолжать тяжёлую для него тему. Он и начал её с одной мыслью, выговориться. Что бы хоть как-то освободится от впечатлений и переживаний.
Костыль как будто задремал. Мишка тоже пробовал заснуть, но зная, как тяжело спать на закат, переборол сонливость.
– Новость-то слыхал? – спросил Мишаня, желая не дать другу уйти в глубокий сон.
– Кака така новость? – зевая во весь рот, лениво отозвался Юрка, который, как видно, того и ждал, что Мишаня что-то скажет.
– Тыква сдох.
Наступила длинная пауза, которую каждый проживал по-своему. Мишка ждал Юркиной реакции, а тот ждал, когда Мишаня выдаст себя, а заодно обмозговывал все доступные варианты.
– И в который раз? Опять в водке захлебнулся? Ему же море по колено, когда пьёт, – отозвался Костыль и приподнялся на локтях, чтобы видеть Мишанины глаза. Поглядывая на гостя, лицо его опять напряглось, в попытке угадать в словах дружка скрытый подвох. – Вот же видел его в Столбовой. И недели не прошло.
– Трезвый был или как всегда? – посмеиваясь спросил Мишаня.
– Каво там… Лыка не вязал, драться лез. Говорит с тобой, а у самого глаза куда-то в сторону съезжают. Пальцами крутит. Потом его Зихун погрузил в уазик, в Амурзет повез. То ли на свадьбу кому-то, то ли на поминки.