Нормандия стала одним из поворотных пунктов в войне. Меньше чем через год после нормандского десанта, седьмого мая 1945 года Германия безоговорочно капитулировала во французском Реймсе. Однако Соединенные Штаты продолжали отстаивать свои интересы в Тихом океане, и Линд был уверен, что скоро его и других разведчиков СУ перебазируют на Филиппины или другой аванпост в тихоокеанском бассейне, но этого не произошло. Шестого августа американцы сбросили первую атомную бомбу на Хиросиму; спустя три дня, девятого августа, вторая бомба была сброшена на Нагасаки. Разрушения в обоих городах описывались, как «опустошительные». Оружия такой разрушительной силы мир не знал.
Четырнадцатого августа на борту линкора «Миссури» генерал Дуглас Макартур подписал безоговорочную капитуляцию Японии. Когда эта новость разнеслась по миру, ей вначале не поверили. Затем на какое-то бесконечно долгое мгновение весь мир, казалось, затаил дыхание и молился. Тишину прорвало бурное, неистовое ликование. В Нью-Йорке и Лондоне толпы людей ринулись на улицы.
Война закончилась.
Глава 2
С окончанием войны СУ прикрыло свои операции, и Линд вернулся в Вашингтон безработным. Раньше он не особенно задумывался над тем, что будет с ним дальше, но теперь, когда наступил мир, отпала нужда и в разведчиках, вроде него, и потрясенный Линд осознал, что спрос на безработных шпионов невелик. По крайней мере, в его собственной стране. Разумеется, у него был диплом, который он успел получить как раз перед войной, столь резко переломившей его жизнь, но теперь он вовсе не был уверен, что сможет просидеть оставшиеся дни в какой-нибудь скучной конторе, отрабатывая положенные часы. Возможно, когда-нибудь, но не сейчас, когда он еще не остыл от напряженной схватки с немцами, где все решала изворотливость и смекалка, от нескольких лет, проведенных в оккупированной Франции, когда он все время ходил по краю пропасти. Ему нравилась такая жизнь, и понял он это только сейчас.
Как и многие американцы, сотрудничавшие с секретным управлением, Линд пришел в СУ с романтическими представлениями, что он борется за правое дело, что такие разведчики, как он, работают для того, чтобы изменить мир к лучшему. Хотя он и не был прекраснодушным идеалистом, как некоторые знакомые ему агенты, Линд тем не менее всегда считал себя патриотом. Он верил в американские идеалы и ценности. Но война основательно изменила взгляды тех, кто испытал все ее ужасы, ожесточила души. Для большинства из них война постепенно перестала быть ареной борьбы добра и зла — они просто должны были победить, чего бы это ни стоило. Победа — вот единственное, что имело смысл.
Для многих из них не было дороги назад.
За участие во французском Сопротивлении Линду вручили крест «За выдающиеся боевые заслуги». В тот день он впервые осознал, как много людей — состоятельных, влиятельных людей — готовы были жизнь положить за свою страну. Там были и отпрыски известных фамилий, вроде Квентина Рузвельта, внука самого Тедди, служившего особым представителем у Чан Кайши; звезды кино вроде Стерлинга Хейдена — как и Джон Гамильтон, он переправлял оружие югославским партизанам; были люди самых необычных профессий и свойств, вроде голливудского карлика Рене Дюссака по прозвищу Человек-муха, который сражался во французском Сопротивлении.
— Похоже, я в отличной компании, — тихонько шепнул Линд подошедшему к нему Гарри Уорнеру.
— Ты был одним из самых ценных наших агентов во Франции, — взглянул на него Уорнер. — Возможно, самым ценным.
— Н-да, — усмехнулся Линд, — думаю у СУ было немного таких безумцев, как я, которые выкидывали подобные фортели.
Уорнер умехнулся в ответ:
— Клянусь, ты заставлял меня подпрыгивать на стуле так часто, что я мозоль натер на заднице. В штаб-квартире СУ в Лондоне поговаривали, что по Единорогу плачет смирительная рубашка. Сколько раз мы волновались, что будет, если тебя схватят!
— Почему? — удивленно взглянул на него Линд.