VI. Гленн
Габриэль непривычно многословен, суетится и делает ненужные движения.
Зная его не первый год, предположил, что это — следствие растерянности, желание показать, что у него всё под контролем, снять охватившее присутствующих напряжение. Честно говоря, получается не очень — наигранно, фальшиво. Видимо, Габриэля ситуация застала, что называется, врасплох, да и вообще — не до конца отошёл от анабиоза.
Матиас, в противовес Габриэлю, выглядит собраннее, по-деловому.
— Да, Габриэль, я всё понял, — сказал Матиас и развернулся, чтобы идти.
— Ага, если встретите по пути кого-нибудь из людей Гленна — живо их сюда! — крикнул Габриэль вдогонку.
— Да-да, я помню, — отозвался Матиас уже откуда-то издалека.
— Хорошо, — сказал Габриэль, больше самому себе. Вернулся в кабинет, но тут же спохватился, вышел обратно и скомандовал оставшейся дежурной смене: — Эльдар, я буду у себя. Если что — сразу докладывай!
— Да, шеф!
Габриэль вновь вернулся в свой кабинет. Тщательно задраил матовую стеклянную дверь.
— Ну, вроде бы как всё, — подвёл итог бурной деятельности. — Отослал Матиаса с Эдгарсом будить народ, Эльдар и Ли остались в командном центре — пока вдвоём. Сменю, как только подоспеют свежие силы, — доложился Габриэль. Командору, естественно, не мне же.
Кнопфлер кивнул. Несмотря на экстренность ситуации, командор как всегда элегантен и бодр: даже успел надеть выглаженную рубашку и причесать волосы.
— Господа, вернёмся к главному! — Габриэль сел за стол. — Что же произошло? Гленн, хотелось бы услышать твоё мнение. Особо интересует — где мы находимся? Как ты думаешь?
Я усмехнулся. Ну, Габриэль, вот даёт! Похоже, его талант перекладывать с больной головы на здоровую не имеет пределов к самосовершенствованию.
— Ты меня поражаешь, — без обиняков ответил я. — Прокладывать курс и определять собственное положение в пространстве — обязанность дежурных. Я-то тут при чём?
Габриэль посмотрел на меня исподлобья. Мне даже показалось, что во взгляде мелькнула обида, вполне такая искренняя.
Командор, впрочем, моей позиции тоже не понял.
— Гленн, перестань валять дурака! — довольно резко сказал он. — Габриэль спрашивает, почему не можем сориентироваться относительно маяка? Какие меры к этому принять?
Я внутренне ликовал. По меньшей мере, смог добиться конкретики, они отошли от хождений вокруг да около и поставили вопрос корректно. Эту маленькую победу имею право записать себе в актив.
— Не знаю, — хмуро ответил я. — Мне нужно время. Я вышел из анабиоза всего час назад и ещё не составил себе картину происходящего.
Я задумался на пару минут, во время которых Кнопфлер и Габриэль, давая возможность правильно всё взвесить, оценить известные факты, вполголоса разговаривали на отвлечённые темы. Не стали меня тормошить или торопить с уточнениями. Уважительно они отнеслись к этой паузе, с пониманием.
— Первое, — начал я, когда в голове сложилось что-то более или менее целостное, — чтобы понять, где мы и что там с Мнемозиной, нужно знать, что произошло. По этому поводу у меня нет ни малейших предположений.
На самом деле, ясности в этом вопросе нет ни у кого.
— Вероятно, что-то с фазами червоточины, — взял слово Габриэль. — Считается, что в очень редких случаях они могут друг на друга накладываться. — Он замялся и опустил взгляд. — А может быть, мы попали в тоннельную бурю…
По выражению лица видно, что боится выглядеть глупо, однако что-то же нужно сказать.
Ходит такое поверье в среде космических путешественников. Слышали, знаем.
Понятие подпространственной бури, или тоннельного шторма, введено с тем, чтобы объяснить ряд непонятных феноменов. Нет-нет, да случается чертовщина с проходящими сквозь тоннели кораблями: звездолёты бесследно исчезают, оказываются не в том месте, зачастую сопровождается это гибелью или помешательством экипажа и пассажиров.
Подобные случаи достаточно редки, задокументированы, как правило, не должным образом, посему обрастают слухами и со временем перевоплощаются в легенды, своеобразные страшилки космического эпоса.
Кроме того, за Мнемозиной давно закрепилась дурная слава. Космолётчики, которым довелось побывать тут, описывают червячную дыру крайне капризной — то не могут с ней синхронизироваться, то она совсем пропадает из поля зрения наблюдающего оборудования. За такое поведение Мнемозина в узких кругах именуется Бермудской червоточиной — по аналогии с древним земным артефактом.