— Гленн, давай попроще! — призвал командор. — Не совсем понятно. Что ты сделал?
— Короче, я убрал временные ограничения и позволил машине рассчитать на шкале точку, в которой звёзды занимают то же положение, что мы сейчас наблюдаем. Так понятнее? — Гленн снова прошёлся взглядом и продолжил: — Понимаете? Не сегодня, не в данный момент, а в прошлом.
Предчувствуя недоброе, мы молчали. Кажется, каждый из нас уже понял, к чему клонит Гленн. Но боялись высказать вслух, до последнего надеясь, что Гленн ошибается, что пронесёт, что Гленн вывернется и придумает феномену другое объяснение — обыденное, банальное, пусть даже вульгарное, но не такое страшное и очевидное.
— Вот оно! — восторженно воскликнул Гленн и положил на второй лист ещё один — последний, наиболее помятый, с разноцветными пометками. — Это координаты интересующих нас звёзд, положения, которые они занимали шестьдесят три года назад! — закончил Гленн и с видом учёного, совершившего революционное открытие, откинулся на спинку стула.
Тут не выдержали все. Все трое поднялись со своих мест и впились взглядами в испещрённые столбцами чисел листы. Я перескакивал с первого на третий, сопоставлял данные. Беглого взгляда достаточно, чтобы определить, что…
— Они одинаковые! — обомлел Стивен.
— Гленн, ты спятил! — выпалил я. Просто невозможно было сказать что-то более вразумительное.
Гленн довольно ухмыльнулся и согласно закивал.
— Уж не хочешь ли ты сказать… — медленно проговорил Кнопфлер, самый спокойный и здравомыслящий среди нас. — Сказать, что мы — в прошлом?
Идея, детали которой даже представить себе боялись, и которую так запросто озвучил командор, была дикой. Крамольной она была. Этакая фантасмагория, пахнущая святотатством.
Подспудно во мне уже был запущен процесс сопоставления фактов: того, что мы наблюдали, со следствиями предположения Гленна. К своему ужасу я понимал, что всё сходится.
— Все эти дни я ходил вокруг да около с вопросом: где мы? — устало говорил Гленн. — Мне и в голову не могло прийти, что нужно ставить вопрос по-другому: когда мы?
Кнопфлер выругался.
— Ты уверен? — добавил через полминуты. — Как это соотносится с тем, что мы наблюдаем?
— Идеально! — легко ответил Гленн.
— Например?
— Вот смотрите… — Гленн залез в кипу лежащих перед ним бумаг, долго в них копошился, наконец, нашёл нужную — скомканную бумажку, записи по несколько раз перечёркнуты. Принялся торопливо зачитывать: — Тоннельная буря… Ах, нет… Это не то… С этим пока ещё не разобрался… Ага, вот! Первое — маяк. Мы его не видим потому, что его тут ещё нет. Эта система ещё не открыта, в ней нет людей и никогда не было. Поэтому и маяка нет. Доступно?.. По глазам вижу, что доступно. Далее — Юлиания. Мы обнаружили её не в том месте потому, что планета вращается вокруг звезды, а мы очутились тут не в то время года, в которое должны были. Понимаете? То же касается и терраформирологов — их тут попросту нет, они сюда ещё не прилетели и не оставили следов своего присутствия. Мы искали на Юлиании того, кого тут и быть не может… И, наконец, последнее. Точнее — их два. Первое — кислород на планете. Содержание в атмосфере занижено — терраформирологи, которых тут ещё не было, не скорректировали условия обитания. Второе, менее явное, — песчаные бури: они существуют потому, что терраформирологи их ещё не искоренили. Логично?
Кнопфлер качает головой.
— Не поспоришь…
— И всё-таки не понятно: что произошло с нами в тоннеле? — спросил Стивен.
— Не знаю… — Гленн широко зевнул, даже не прикрывая рот рукой. — Пока не знаю. Я подумаю над этим завтра, — легкомысленно заключил он. — А сейчас мне пора спать, иначе я точно свихнусь.
Гленн встал, аккуратно собрал листки, бережно взял подмышку и двинулся к выходу. Открыл дверь, почти вышел из кабинета и только тут спохватился — обернулся к нам и, щурясь слипающимися глазами, спросил:
— Кстати, что вы там говорили о песчаной буре?
— Габриэль вылетает на «Стрелке» к ним на помощь, — ответил Кнопфлер.
— Не забудьте про второй двигатель — он у «Стрелки» барахлит. Если что — буду у себя. Нужно примерно полчаса, чтобы хоть немного отдохнуть, после чего смело можете будить.
Гленн ещё раз зевнул и вышел.
Спокойно так — будто бы это не он только что рассказал нам историю, которая перевернула всё с ног на голову, устроил революцию в мировоззрении.
С присущей ему безмятежностью Гленн ушёл спать, оставив нас наедине с нашими мыслями…