— За это надо выпить! — объявил майор доставая очередную бутылку. — Садись поближе, ювелир, будем устраивать конс… консультацию? Нет. Кошкин! Что в госпитале устраивают, если солдат хочет лыжи откинуть?
— Концилиум, това…
— Сам ты это слово. Консилиум!
— А я что сказал? — обиделся Кошкин.
— Пообижайся тут у меня. Лучше этого своего власовца посади, а то торчит из под стола как задница. А старичок там как?
— Шевелится, товарищ капитан!
— Обыщи снова и в подвал, пусть подумает почему он такая сука. — Горковенко раскраснелся от обуревавших его чувств. — Предателя ближе ко мне! — распорядился он.
— Давай расскажи нашим людям как ты дошёл до жизни такой.
— Товарищи! Я знаю что в это поверить невозможно, но я только несколько часов назад приехал из будущего… — Коваленко посмотрел на запястье, что не ускользнуло от внимания капитана. Не слушая дальше он взял с чугунка горячую крышку и прижал ко рту полковника.
— Ааааа! Ыыыы! — задиковал Коваленко и затих под взглядами сидевших вокруг.
— Ты падаль нам не товарищ! Говори граждане. Или я тебя сам в сортире утоплю. Понятно? Кошкин! Где его часы?
— Так товарищ капитан, зачем мне его часы? Вот они, получите, чтоб они пропали.
— Посмотри Василич какие часики. — Горковенко взял их за браслет и поднёс ближе к глазам друга. — Видишь что там написано? Сейко. Маде ин Япан. В Японии делали значит. Чуешь чем пахнет?
— Костюмчик у него тоже не «Мосшвей».
— Ну-ка иди поближе, упырь.
Капитан откинул полу пиджака Коваленко и выдрал с мясом этикетку: Альберто Бертолли. Недорогая итальянская компания. Полковник похолодел. Сначала часы, теперь костюм, а если остальное проверят? У него же нет ничего русского!
— Остальное тоже проверим. — подтвердил его мысли капитан. — Нам это как два пальца… Верно Кошкин?
— Работа такая, товарищ капитан! — облегчённо вздыхая ответил тот.
— Ну раз у тебя работа такая…, то где вторые часы?
— У него только одни были, товарищ капитан!
— Василич, давай свой поломанный пулемёт и забирай этого дурака Кошкина. Пошлёшь его завтра в атаку одного, а то он припух от хорошей жизни.
— Да что вы товарищ капитан, из-за какой-то фашистской штамповки… — запричитал Кошкин доставая вторые часы.
— Замолчи немедленно! Не до тебя! Гля Василич, эти получше будут. Золотые. Маршалу впору носить.
— Василевскому? Ну уж хрен ему! Пошлём прямо в ставку, Генералиссимусу!
— Будет тебе товарищ Сталин фашистские часы носить.
— Подарит кому-нибудь.
— Тогда пиши. Товарищу Сталину от бойцов 133 стрелкового полка.
— Что, и это всё? Давай про здоровье что-нибудь.
— Сталин умрёт через семь лет. — сказал Коваленко радуясь что он знает.
— Сталин никогда не умрёт, падла! Кошкин, отведи его к сортиру.
— Товарищи, граждане! — заголосил истерически полковник. — Война закончится 9-го мая 1945 года! Мы полетим в космос в 1961-м году!
Грубая рука Кошкина ухватила его за ворот костюма. С помощью Осташина он вытолкал Коваленко на улицу, где солдаты курили и ожидали развязки этого события.
— Куды ты его, Петро? — спросил седоусый солдат кутающийся в грязный полушубок.
— До ветру. Капитан приказал. Он нам там весь воздух испортил, должно какать хочет сильно. — ответил Кошкин передёргивая затвор автомата.
— Это он! — закричал вдруг сорванным голосом полковник. — Это он, Копперфильд! Это он всё придумал! Спросите у него!
— Ты не ори мил-человек. — сказал седоусый. — Мы со всех спросим. Тебя в сортир вели? Ну так вот он. Иди закройся, посиди и подумай.
Коваленко вошёл внутрь. Снаружи были солдаты. Задняя стенка была крепкой, не сдвинешь. Он посмотрел в тёмное отверстие выгребной ямы. Ничего не видно. Снял штаны и следуя совету старого солдата решил подумать. Внезапно, порямо перед его носом упало что-то железное, а из-за дверей послышался крик:
— Рви когти! Щас бабахнет!
Полковник оцепенел на долю секунды. Эти подонки кинули ему гранату! Найти её в темноте за секунду было невозможно и Коваленко нырнул. Нырнул как можно глубже, закапываясь руками и ногами, стремясь спрятаться от осколков и убийственной ударной волны. Дерьмо сразу же забило ему нос, рот, уши, поэтому взрыва он почти не услышал.
Только дрогнула студёнистая масса вокруг него. Теперь полковник грёб наверх и может всё бы получилось, но его начало рвать как никогда в жизни. Желудок сокращался выплёскивая содержимое и тут же засасывал обратно вызывая новый спазм.
Его ещё можно было спасти, но никого не было, кроме одного солдата одетого не по сезону во всё новое. Он стоял у развалин сортира, глядя вниз в выгребную яму, где возилось и издавало звуки непохожее на человека существо. Когда всё затихло, он плюнул вниз и произнёс: