Как ему дали по башке и забрали всё я не видел, был занят разговором с танцовщицей на предмет… э..э… сами знаете. Но когда зазвенели падая тарелки и стаканы, я обернулся чтобы увидеть совершенно возмутительную картину. Пятеро здоровых индусов нападали на худощавого белого мужика лет сорока пяти, который ругался на трёх языках и лупил их чем попало.
Сработало «Наших бьют!» С болью в сердце я простился с чёрненькой очаровашкой и принял самое активное участие в разгроме питейного заведения, страдающего хронической нехваткой туристов, впрочем я сомневаюсь что после нашего посещения они повалят сюда.
Первое что увидели прибывшие на двух машинах ажаны-полицейские был Чарли с металлическим чайником в руках, которым он методически бил бармена по голове и заставлял его называть себя «сахиб» (господин).
Я не воюю с представителями власти, тем более я сидел скромно за оставшимся в живых столиком и сразу поднял руки показывая свои добрые намерения. Поэтому меня проводили до машины и засунули в клетку вполне цивилизованно.
Через несколько минут приволокли этого идиота, из-за которого моя ночь превратилась в кошмарный сон. В камере я ужаснулся сколько нам дадут, но вспомнив здешние расценки немного успокоился.
На следующее утро в девять утра нас повлекли на суд, судье не терпелось заработать. Что мне здесь нравится? Простота с которой относятся к людям. Можешь платить — ты хороший человек, не можешь — наоборот, и всё по совершенно заманчивым ценам. Пакистан рядом — враждебное государство, люди заботятся друг о друге. Я слышал как судья спрашивал начальника патруля кто мы такие, были ли при нас деньги и документы. Потом пригласили свидетеля, которым оказался хозяин этого раздолбанного бара. Он сразу же воздел руки кверху призывая в свидетели Раму и Шиву, и наплёл о нас гадостей. Причём, как оказалось я играл роль подстрекателя.
Чёрная потная рожа судьи взглянула с укоризной своими маслянными глазами которые ощупали мои карманы, хотя он знал что в них нет и табачной крошечки. Секретарша поднесла ему полотенце, которое он немедленно повесил на голову и стал похож на араба в изгнании. Потом он нетерпеливо взмахнул рукой останавливая назойливые проклятия трактирщика и отослал его на место.
Подняв деревянный молоток, он зачем-то понюхал его, стукнул по такому же деревянному блину под правой рукой, встал и вышел не глядя ни на кого.
— Это что? Этот индюш… — завопил мой подельник дурным голосом и заткнулся, потому что я двинул его локтем в правый бок.
— Заткнись, или тебе дадут сто лет каторжных работ, кретин!
Он посидел, гладя свою циррозную печень. Потом спросил:
— А ты ваще кто такой?
— Русский.
— Что ты русский, за километр видно. Я имя спрашивал.
— Сергей.
— Чарли. Вот и познакомились. Ты английский на Ямайке учил?
— С чего ты взял?
— Разговариваешь как ручная обезьяна с русским акцентом. Слушай Серж, у тебя как с деньгами? — спросил он без перехода.
— Одолжить хочешь?
— У комми не одалживаюсь!
— Коммунистов уже пятнадцать лет как нет, алкаш вонючий!
— Да? — сказал он нюхая свою одежду. — А почему мне никто ничего не сказал?
— Всем противно с тобой разговаривать, вот почему.
— Ну раз ты не комми, одолжи пару сотен. Надо выбираться отсюда. Ажану ещё полтинник. Ну так как?
— Отдавать как будешь, несчастный?
— Отдавать? — искренне изумился он, эта простая мысль произнесённая вслух потрясла его до глубины души.
— Войдите! — пригласил нас сержант одетый в армейскую оливковую форму. Он показывал на дверь куда ранее скрылся этот хомяк-судья.
— Будет трясти деньги. — подумал я направляясь за ним.
Решение созрело спонтанно. Если уж тратить деньги, то хотя бы с толком.
— Итак, джентльмены. — приветствовал нас судья. — У меня один вопрос.
Я притворился что внимательно слушаю, в то же время обдумывая ответ.
Разговаривать с ними не просто. Слишком много условностей, поэтому надо быть осторожным.
— Вопрос такой. — продолжал он снова оглядев нас и остановив взгляд на мне, как на самом перспективном. — Если иностранец по незнанию и без злого умысла нарушил законы нашей древней страны, и не нанёс непоправимого ущерба нашим святыням или людям…. - он сморщился при последнем слове, как будто слово люди ассоциировалось у него с протухшими лимонами. — А также частной проперти…
Он вынул из кармана амулет и потряс им в воздухе видимо отгоняя злых духов-рамшасов от своего дома.
— Я назначил вам наказание — он снова уставился на меня. — Один год в бамбуковой клетке или штрафом в пятьсот долларов каждый.