Палыч готовился принять удар. Утренняя информация о том, что "Полицая убили", была воспринята им как сигнал к началу военных действий. Теперь главной проблемой Романова старшего становилась задача скорейшего разрешения двух популярных вопросов своего времени: "Какие силы за «этим» стоят?" и "Кому «все это» выгодно?"
В половине двенадцатого звонок "оттуда" повторился. На сей раз – по прямому телефону.
"Кто ж это успел сдать номер?" – с досадой подумал Илья Палыч и потребовал, чтобы собеседник немедленно представился.
– Я твой сын, – ответил тот.
Последовала тишина. С обеих сторон. Президент прикусил зубами дужку тяжелых очков и после паузы спросил:
– … Не понял, вы пытаетесь меня уверить, что вы – Пол?
– Нет, я пытаюсь тебя уверить, что я твой нормальный сын, – ответили ему.
– Как вас звать? Случайно, не Вадимом Полоцким?
– Блин, меня звать Вадимом Романовым! Ясно?! А тебя звать Люшкой – понял? Моя мать так тебя называла.
– Минуточку-минуточку! – замялся папа. – По-моему, это уже не телефонный разговор. Может, встретимся?
– Может быть.
– Сейчас я, честно говоря, не совсем понимаю, что вы подразумеваете под… Но я готов вас выслушать. Да? Вы в данный момент свободны?
– Я всегда свободен.
– Прекрасно. Знаете, где мой офис?
– Прекрасно знаю.
– Сможете подъехать?
– А ты меня не убьешь?
– Что?
– Я спрашиваю, смогу ли я оттуда выйти так же, как войду?
– Безусловно, – пообещал отец.
– Хорошо, я тебе верю.
На первое свидание с папой Вадим, естественно, захватил револьвер с полным барабаном боеприпасов. Отцовская контора встретила его тремя бандитами при входе в офис. Обычно здесь ограничивались одним. Так что, путь к отступлению был перекрыт даже с оружием двенадцатого калибра – это если дело не выгорит. Ну, а если выгорит, то по обстоятельствам…
Увидев, кто к ним пришел, двое охранников приклеили на лица улыбки, как это делает Шварцнейгер перед включением кинокамеры, а третий, с серьезной миной снял телефонную трубку и доложил о его прибытии. По напряжению, исходившему от компании аккуратно подстриженных ребят в галстуках и белых сорочках, можно было догадаться, что батька сел на измену. В каждом углу шмонило засадой, вдыхать ее запах в стенах, которые были твоим домом, показалось Вадиму верхом идиотизма.
Илья Палыч дал команду, и двое из трех отморозков – те, что постоянно и неестественно улыбались, – буквально ввели блудного сына в кабинет президента.
– Вадим Ильич? – спросил отец, смерив его из-за стола хмурым взглядом.
– Я, – кивнул Вадим.
– Вы свободны, – скомандовал президент телохранителям.
Ребята вышли.
– Мы вас заискались, Вадим Ильич. Что ж, присаживайтесь, раз пришли.
– Спасибо, я не устал, – ответил Вадик.
"Заискались… – повторил про себя блудный сын, продолжая стоять. – Мать честная, он меня заискался!" Слово "искать" в эпоху реформ таило в себе сумасшедший смысл. На языке деловых партнеров оно означало "опустить", если у того, кого нашли, хоть что-то имеется за душонкой, или "убить", если не имеется.
Вадим попытался на глаз определить, сколько во внешности этого… папы общего с… Полицаем? И с досадой констатировал: гораздо больше общего, чем с настоящим сыном. Как назло, от отца Вадику перепало совсем немного, сущая ерунда: уши, да нос (причем, нос уже давно не аргумент – его сломали в детстве), – все остальное досталось ему от покойной матери. Помнит ли ее этот с годами и деньгами окаменевший «Люшечка»? Вот в чем вопрос.
– Садитесь же! – настойчиво пригласил Илья Павлович: – Я вам говорю, господин Полоцкий.