Лишь живительной влаги основа.
Владимир Спектор издал свой первый поэтический сборник в 39 лет (сейчас у него более 20 книг стихов и очерков). До этого работал конструктором, стал автором более двух десятков изобретений. Конечно, он начал писать стихи значительно раньше, но вот вещественное доказательство своей творческой состоятельности предъявить не торопился (да и возможности в прежнее время для таких, как он, были весьма ограничены). Не теряя надежды, ждал, творил. Возможно, поэтому его поэзия в хорошем смысле взрослая, обстоятельная. В ней есть своя особая жизненная философия; выстраданная, осознанная, взвешенная. Она ненавязчиво подчёркивается мудростью восприятия мира, которая позволяет говорить о самых глубоких, порой деликатных вещах точно, ёмко, без перегруженности лишними словами и пафосом. И ещё эта поэзия по-настоящему традиционна. В ней – продолжение стиля и духа Арсения Тарковского и Юрия Левитанского, Бориса Слуцкого и Александра Межирова. А преемственность поэтической культуры – важное условие для её развития.
Одна из доминантных тем творчества Владимира Спектора – осознание и переосмысление нашего общего прошлого, прежде всего, детства, юношества. Ведь все мы родом оттуда. Возвращение в детство – это своего рода попытка вернуть первоначальное эдемское счастье. Читая стихи Владимира Спектора, детство, своё и коллективное, слышишь, видишь, ощущаешь. Испытываешь непосредственную радость, словно приходя в домашний уют после трудного, изматывающего дня.
Медальный отблеск крышек от кефира
Остался за границею веков.
Остались там же – очередь за сыром
И пионерский лозунг «Будь готов!»
Другая жизнь, хорошая, плохая,
В которой по соседству – зло с добром.
А для кого-то отраженье рая
В той крышке с её мнимым серебром.
Поэзия Владимира Спектора наделена цельностью интонации. Она появляется тогда, когда пережитые страдания и страсти, помноженные на талант, перерастают в многомудрый опыт, определяющий всю дальнейшую судьбу. Эта интонация как музыка: она то сентиментальная, то жизнеутверждающая, то тоскливая. И ею зачаровываешься, спасаешься, согреваешься, забывая о вечной мерзлоте человеческого мира, которому так не хватает душевного тепла.
Это город. И в нём не хватает тепла.
И не осень прохладу с собой принесла.
Не хватает тепла в руках и душе,
В ручке мало тепла и в карандаше.
Не хватает тепла во встречных глазах.
В них смятенье и холод. А, может быть, страх.
В этом городе нищим не подают.
Им по праздникам дарят весёлый салют.
В тёмном небе так много слепящих огней,
Но не греют они суету площадей.
Не хватает тепла, хоть работает ТЭЦ
В этом городе тёплых разбитых сердец.
Это аналитика лирикой, фотография души с особой глубиной резкости. Владимир Спектор обладает фотографической точностью взгляда. Он умеет, вооружившись мудростью, дать точные, яркие образы и зарисовки, создать отчасти кинематографическое многоголосье.
Владимир Спектор беседует с читателями, не стараясь перекричать самопровозглашённых гениев и пророков. Он идёт своим путём, создавая громкость иного рода – цельную интонацию искренности, которая, когда стихает шум толпы, неизбежно доходит до читателя, формируя у него механизм защиты против глупости, создавая координаты смысла. Так говорит душа: шёпотом, без спешки, тихо, размеренно, о главном.
Платон Беседин,
Киев
По контуру мечты
* * *
Было и прошло. Но не бесследно.
Память, словно первая любовь,
Избирательно немилосердна,
Окунаясь в детство вновь и вновь,
Падая в случайные мгновенья,
Где добром отсверкивает зло…
Счастьем было просто ощущенье,
Что осталось больше, чем прошло.
* * *
Под прицелом – целая эпоха,
Где в осколках затаился страх.
Жизнь идёт от выдоха до вдоха,
Отражаясь в снайперских зрачках.
Горечь правды, суета обмана,
25-й кадр большой любви –
Под прицелом. Поздно или рано –
Выстрел, – словно выбор на крови.
* * *
Выжить…
Отдать,
Получить,
Накормить.
Сделать…
Успеть,
Дотерпеть,
Не сорваться.
Жизни вибрирует тонкая нить,
Бьётся, как жилка на горле паяца.
Выжить,
Найти,
Не забыть,
Не предать…
Не заклинанье, не просьба, не мантра.
Завтра всё снова начнётся опять.
Это – всего лишь заданье на завтра.
* * *
В душе – мерцающий, незримый свет,
Он с лёгкостью пронзает стены.
Взгляни вокруг – преград, как будто, нет.
Но как тревожны перемены.
Небесной тверди слыша неуют,
Беспечно дышит твердь земная.
И нам с тобой – вдоль перемен маршрут,
Пока горит огонь, мерцая.
* * *
Запах «Красной Москвы» –
середина двадцатого века.
Время – «после войны».
Время движется только вперёд.
На углу возле рынка –
С весёлым баяном калека.
Он танцует без ног,
он без голоса песни поёт…
Это – в памяти всё у меня,
У всего поколенья.
Мы друг друга в толпе
Мимоходом легко узнаём.
По глазам, в коих время
мелькает незваною тенью,
И по запаху «Красной Москвы»
В подсознаньи своём…
* * *
Голос эпохи из радиоточки
Слышался в каждом мгновении дня.
В каждом дыхании – плотно и прочно,
Воздух сгущая, храня, хороня
В памяти - времени лики и блики,
Эхо которых очнулось потом
В пении, больше похожем на крики,
В радости с нечеловечьим лицом.
* * *
По контуру мечты,
По краешку тревоги,
Где только я и ты,
И помыслы о Боге,
Там чья-то тень с утра –
Лука, а, может, Павел…
И жизнь – словно игра,
Но, Боже мой, без правил.
* * *
В раю не все блаженствуют, однако.
Есть обитатели случайные.
Речь не о том, что в небе много брака,
И не о том, что ангелы печальные
Никак не сварят манну по потребности
И шалаши с комфортом всем не розданы…
Но что-то есть ещё, помимо бедности,
В чём чувство рая близко чувству Родины.
* * *
Сединой в бороде
Серебрится прошедшее время.
Чьи-то лики сквозь блики
и вспышки на солнце мелькают.
Бесы рёбра щекочут
И что-то внушают по теме,
Отправляя не время,
А то, что во времени, – в аут.
Что-то ангелы тихо поют
О добре, но не веско.
И пространство души
Наполняется гулом сраженья.
«Про любовь» - это песня,
А, может быть, лишь «эсэмэска»,
Где шрапнелью взрывается
Точка в конце предложенья.
* * *
Добро опять проигрывает матч.
Счёт минимальный ничего не значит.
Закономерность новых неудач
Почти равна случайности удачи,
Чья вероятность близится к нулю,
Как вероятность гола без штрафного.
Добро, проигрывая, шепчет: «Я люблю»,
И, побеждая, шепчет то же слово…
* * *
Среди кривых зеркал, где лишь оскал стабилен,
Где отраженье дня неравносильно дню,
Всесильный бог любви не так уж и всесилен,
Вскрывая, словно ложь, зеркальную броню.
И впрямь прямая речь там ничего не значит.