– Да европейцы же! Рейдер «Рейн». Тоже посланы вас ловить, представляете? И они, того… тоже сочли за лучшее!
– Цель вижу! – раздался напряженный голос Лючии Овехуны. – В захвате!
– Э, не надо в захвате! – всполошились на другом конце. – Вам обязательно поломать, чтоб захватить? Мы и так сдаемся, дебилы!
– Прекратить атаку! – с облегчением приказал офицер. – Сам дебил.
– Не возражаю! – легко согласились на рейдере. – Но вообще-то я – майор Бессонов, если чо!
– Погоди, «Гураном» командует генерал Хват…
– Откомандовался! Как и его штаб! Мы тут посовещались и вообще решили всех генералов стрелять при встрече без суда и следствия, как-то так!
– У нас на радарных группах – генерал Кожевников, – подумав, сообщил офицер.
– Сложный вопрос, – признали на рейдере. – Кожевникова знаем, вроде он ничо… может, понизить в звании, и нет проблем, а? До сержанта!
– А европейцы чего молчат? – спросил офицер.
– Да не молчат они, они тут, рядом, кивают! Мы же составы перемешали! Так и шли! Так что на «Рейне» – тоже наши! А европейцы – они как бы и на «Гуране»… да они ничо, нормальные ребята! Вояки, как и мы! Так чо – берете в бунт? Или боитесь?
Офицер подумал.
– Мы сейчас на захват Клондайка, – сообщил в результате он. – Поможете?
– А почему сразу не на весь Седьмой флот? – хохотнули на рейдере.
– Хотели, но Седьмой сейчас америкосов гоняет, так что ограничимся Клондайком. Вы как?
– А чо – мы? Мы ничо, задача нам нравится! И европейцам тоже, хоть и ссут! Пижон, подтверди!
– Pas pigeon! – возразил сердитый голос. – Kolonel Diju, s'il vous plais!
– Рад видеть вас на нашей стороне! – буркнул офицер. – Овчаренко! Капитан Овчаренко! Бригаде курс на Клондайк! Клондайк хотя бы видите?
– Сейчас я и рейдеры вижу! – обиженно откликнулся капитан. – «Локи» прогрелся, чего тут не видеть… Есть курс на Клондайк!
Офицер послушал деловитую перекличку в эфире – и развернулся к стрелку.
– Ну и сволочь ты, император, – шевельнул непослушными губами стрелок. – Специально нас проверял? Знал же, что рейдеры идут на соединение? Вижу, знал, разведка доложила! А мы тут чуть со страху не померли, сволочь…
– Значит, кое-что все-таки можете? – усмехнулся офицер.
– Мы? – удивился пилот. – Можем? Да ну!
– А что вот только что было?
– В смысле?!
Офицер молча поизучал его – и снова усмехнулся.
– Ну-ну. Нам, между прочим, еще Клондайк брать. Понял?
Пилот понял – и ответил мрачным взглядом.
– Мы-то поняли! – прохрипел стрелок. – Но подумай вот над чем: а вдруг все, что ты видел – просто психологическая накачка перед боем, и мы вовсе не боги, а? А нам еще Клондайк брать. Понял?
Офицер понял – и похолодел от страха.
С начала времен человечеству известна лишь одна форма правления – автократия, власть одного. Решает один, исполняют все и желательно бегом – ситуация, не очень приятная для самолюбия этих самых всех. Поэтому автократия с того же начала времен всячески маскирует себя выборами, разделением властей, самоуправлением и прочим, оставаясь все той же изначальной автократией. Но для обидчивого большинства автократия, ряженая в одежды демократии, почему-то предпочтительней.
Демократия – сладкий самообман.
Но самообман в космосе означает смерть. Поэтому такой выдающийся деятель эпохи разделения государств, как адмирал Штерн, свою автократию в чужие одежды не рядил. Адмирал Штерн свою автократию подавал в чистом, не испорченном приправами виде. И в общем-то поступал правильно, то есть честно.
У адмирала Штерна не было выбора.
Зато в среде бунтовщиков сложилась уникальная, прежде не встречавшаяся в истории система управления. Ничего общего не имеющая с новой верой, она удивительным образом быстро стала ее неотъемлемой, чуть ли не самой важной, частью. «Товарищ император», препирающийся на ходу со своим экипажем, комендантом «Локи» и вообще всяким, имеющим собственное мнение, стал у «Внуков Даждь-бога» привычным зрелищем, как и комендант, препирающийся на ходу с помощниками, руководителями служб, десантниками и всяким, способным высказать коменданту наболевшее…
С точки зрения разведок это была анархия.
После очередного поражения воспринимаемая как небывалая военная хитрость.
С течением времени естественным образом трансформировавшаяся в символ непознаваемой исконной силы русских.
– Пусть только попробует штурмовать в лоб! – истерично всхлипывал стрелок. – Сволочь! Пусть только попробует! Я его лично застрелю! Гад!