– Хей, проезжий, ты из купцов будешь, от каравана отстал, что ли?
Джурад покачал головой.
– А как будто купец, – продолжил монгол. – Сейчас к ю чэн-сяну (прим. – имеется в виду секретарь хана Чинкай) стекаются такой толпой, что зайди они все в Орхон – он из берегов выйдет. – И так сильно обрадовался своей шутке, что от хохота даже повалился на землю.
– Я не торгую, но к Чинкаю мне действительно надо попасть, – объяснил Джурад. В ответ монгол с чубом сплюнул, оттер губы тыльной стороной ладони и замахал в сторону, куда и повернул наш путешественник.
Недавно уйгурский канцлер хана Угэдея Чинкай был возвращен новым правителем Гуюком на прежнюю должность. Немало злополучных лет пришлось Чинкаю скрываться от гнева регентши Туракины-хатун, вздорной и сварливой сибирячки. Спасибо, приютил в Ланьчжоу славный Кудэн, младший сын Угэдея.
Дядю Джурад нашел у входа в шатер, тот уже издалека узнал племянника.
– Давно я тебя, мальчик мой, не видел! Так и хочется сказать: как ты вырос, возмужал, да думаю, уже поздно так говорить, – произнес старик, обнимая своего гостя.
Джурад засмеялся:
– Дядя, я вырос и возмужал уже лет десять назад! А ты, я смотрю, совсем омонголился, – он покосился на две седые косы, завязанные за ушами Чинкая по-монгольски. – Ты, поговаривают, снова в милости?
– Ладно, ладно, довольно на пороге-то беседы вести, пойдем в шатер. – Чинкай откинул полог. – Девочка, принеси воды и накрой к ужину, – сказал старик совсем юной девушке, выбежавшей из-за шатра.
Джурад омыл руки и лицо, распоясался, сменил монгольскую шапку на уйгурскую тюбетейку, более подходящую для домашней обстановки. Девушка притащила чан с похлебкой, разлила ее по мискам. Большой кусок мяса выложила на блюдо и подвинула его в центр. Чинкай отрезал кусок и, насадив его на маленькую вилочку и придерживая ножом, протянул племяннику. Ели молча и торопливо. После еды оба обтерли руки о тряпку.
– Ты вот говоришь: омонголился, – начал Чинкай, – а я думаю, что это монголы обуйгуриваются.
– Да куда там! Вот Чингисхан завоевал Кочо (прим. – Уйгурское государство), стали мы считаться пятым улусом, а уйгуры теперь тащат на себе все тяжести монгольских походов, а ты говоришь: обуйгурились!
– Ты не прав, мой мальчик! А сколько они, монголы, всего переняли у нас! Письменность, книги, вера... А погляди, сколько нас, уйгуров, при ханском дворе. Я в том числе. Уйгуры ведь с давних времен живут будто на перекрестке дорог и народов, между западом и востоком. Все торговые пути идут через Уйгурию. Всего у нас в изобилии. Нет только бедных, а остальное все в достатке. И ведь с монголами у нас что-то вроде добровольного союза. Они нам все наше сохранили, всю нашу жизнь оставили. Согласен? С монголами лучше мир хранить.
Джурад покачал головой. После некоторого молчания молодой человек заговорил:
– Ну что, старик, зачем заставил скакать меня через всю степь? Неужели мое присутствие на торжестве так необходимо? Ковры, что ли, перед ханом некому подметать?
Чинкай опустил голову.
– Давай сегодня не будем говорить об этом. Ты отдохни, отоспись. Завтра и потолкуем. Расскажи лучше, как жил, где был, с кем виделся?
– Так сам знаешь, куда Бату ходил – на Руси был, в Комании, у мадьяр, у георгиан. Вот и я с ним. Много чудесного, а в то же время все обыкновенно, жизнь везде одинаково течет: рождение – тяготы – смерть. Только тяготы у каждого свои.
– И в битвах участвовал?
– В некоторых. Я не монгол. Чего ж мне за них воевать?
– Не трусил ли?
– Сам знаешь, что нет. Или не помнишь, кто по молодости первый в состязаниях был? Незачем мне зря воевать, не нажил я врагов до сего времени, вот хоть мир посмотрел. Благо, и положение мое позволяло рук в крови не пачкать.
– А какая ж неволя тебя к Бату занесла? Друг Батыя – недруг нашему хану...
Вопрос остался без ответа.
Джурад помнил, как восемь лет назад поссорились двоюродные братья, Гуюк и Батый, как будущий великий хан оскорбил кузена, поднявшего заздравный кубок, как был с позором изгнан, как ненависть между родственниками не утихала. А теперь Гуюк стал ханом, вождем ста тридцати тысяч воинов, а Бату там, на западе, со своими четырьмя тысячами.
Спать Джурад лег возле шатра, завернувшись в шубу. Небо глубоко потемнело, стали видны мутные нервно подрагивающие звезды. В тишине было слышно, как потрескивал догорающий костер.
Ранним утром – в самое безопасное для себя время – прибежали, шурша маленькими лапками, степные мышки, чтобы полакомиться остатками пищи.
С утра Джурад уже не застал дядю дома. Даже лучше, решил гость, можно в одиночестве спокойно осмотреться и оценить обстановку.