Я ведь не насилую себя, не принуждаю себя жать и жать на курок, сея свои пули в морду мира, я это делаю и без всякого наслаждения, подчиняясь лишь одной-единственной мысли — Вселенная справедлива. И коль уж я ее законная часть, возможно, глаз ее или складка на лбу, или рука, указательный, скажем, палец, то и… Да-да, вот: я — карающая рука Бога! Ух ты! Видимо Бог выбрал меня, как выбирает и тысячи других своих воинов, для одной единственной цели — вершить Свой Страшный, но и Безжалостно Справедливый, Свой Тонкий и Выверенный, да-да, Воистину Филигранный Свой Страшный Суд.
Я — карающая Рука Бога!
Карающая нежным, но и уверенным движением указательного пальца! Ведь на то он и указательный, чтобы указывать на тонкие места в архитектонике Вселенной. Ведь люди — это самые тонкие ее места! Все эти Авловы и Здяки, Рульки, и Ухриенки, Переметчики и Штепы, Шпуи и Швондеры, все эти шпицы и швецы, лавочники и мясники, эти шипящие и гавкающие, и блеющие, и воняющие…
Господи, сколько же их развелось!
Они — как неподъемные камни, рассыпанные по тропе к счастью.
И воздастся каждому!..
В этом и есть, я теперь это ясно вижу, мое небесное предназначение — кара!
Я — инструмент в руках Бога, этакий наждак, щетка мо металлу, скребок, сдирающий до блеска коросту всего жалкого и тленного. И пусть на первый взгляд кому-то покажется, что это работа черная, в пыли и в поту, в угаре, пусть… Но те, кто еще не ослеп, у кого не заплыли жиром глаза, те не могут не рассмотреть: моя работа — работа чистильщика, по сути — работа кристально чистой капли дождя… Да, дождя, но и упрямой бактерии, микроба, если хочешь — вируса, пожирающего все отжившее, истлевающее, распадающееся, мертвечинное… Надеюсь, это ясно звучит: я — санитар мира! Я уже говорил это, но намерен это повторить для глухих: я — санитар!
Я понимаю: жизнь уйдет в песок, если я отступлюсь.
Я просто предам ее, если…
На этот раз мой глаз вылуплен на «Великого мастурбатора». Этот Дали… Надо же так накуролесить! А ведь признанный гений! Я бы дал ему Нобелевскую по живописи. Не раздумывая…
Бац!..
Я бы и этот чертов коллайдер разнес вдребезги…
«Не надорвись, милый…».
Да-да, я тебя понимаю, милая Ю, — нет ничего более отвратительного, чем месть. Но иногда, понимаешь, даже самое отвратительное играет неизменно очень важную роль — отражает блеск прекрасного!
Так разве я не прекрасен в своем порыве очистить лик Земли от заик? От лая гиен и вони корыт…
Смотри, смотри, как сияют мои глаза, когда я своими смертоносными пулями рушу устои этого мира хапуг и ханжей, невежд и ублюдков? Разве благоговейный блеск моих ясных зеленых глаз тебя не радует? Ведь как и любое другое, мое кровопускание — врачует! Оно — плодоносно!
Понимаешь, милая, мы ведь не должны быть сильнее самого слабого, самого обездоленного, но мы должны быть сильнее всех этих мастодонтов и монстров, всех этих уродов и упырей!.. Должны! Мы же в неоплатном долгу перед вечностью…
— Ты и меня пристрелишь? — спрашивает Юля.
— Тебя? Как можно? Тебя нет. Живи…
Я всегда успею это сделать.
Она с таким упорством и настойчивостью твердит мне, что она однолюб, что у меня закрадывается подозрение: не однолюб ли она? Я не желаю знать, что будет с нами, когда у меня закончится запас патронов, я знаю только одно: все будет кончено.
Она улыбается, ах эти милые ямочки.
Монета, вывалившаяся из кармана на паркет, производит такой звонкий грохот, что я вздрагиваю. Все-таки страшновато строчить без умолку и без разбора. За что-то придется ведь и платить.
Почему наушники сняты? Мир орет точно его режут на части!.. И этот неумолкный стук…
Господи! Еще вчера, чтобы сдать жалкие стекляшки и купить четвертушку хлеба, я ухищрялся отмывать холодной водой бутылку из-под растительного масла, а сегодня имею возможность, прижимая локтем спасительное цевье и ощущая щекой вороненую прохладу прицела, беззаботно жевать терпковато-соленые маслины. Спасибо, Тебе Господи!
Вот бы вишенку в шоколаде!.. Или рюмочку рому…
Ну, а эти, что выстроились стройными рядами, толстомордые слуги, толстоухие, толстозадые, черноротые, краснощекие… Рыла, да, свиные рыла… Что умолкли, припав к кормушкам, попритихли, пристроившись к заду зад, харя к харе… Эй, вы там!.. Ну-ка вам-ка я поприпудрю ваши пуховые рыльца свинцовым пеплом, вот держите: трататататата-тра-та-тратата… Как, заждались расплаты горькой, кровопийцы, вампиры, гадики, тараканы и пауки? Поделом вам, да, поделом… Жги! Жги!.. Все вонь и яд. Я не хочу… Не хочу… Не хочу…