Они умолкли.
— Как Наталия? — не выдержал Адам.
— Читает бабам солдатские письма. И целыми днями вам пишет.
И опять умолкли.
— Не видали вы ее, когда уезжали?
— Как не видать! Привет тебе послала. Все бабы тебе привет слали.
— Не ври, не могу я этого слышать. Драгана я потерял. — Он встал, передернулся как от озноба, на глаза навернулись слезы.
— Что поделаешь, Адам. Время такое. Сейчас короны теряют да государства. И люди остаются без чести и без нажитого добра. Без могилы да без креста. Исхитрись, побереги себя. — Он положил руку Адаму на плечо.
Тот увернулся.
— Не беспокойся ты о моей голове. Лучше окажи мне услугу. Если сразу пойдешь в Прерово, передай отцу, чтоб где хочет купил мне хорошего коня. Лучшего во всей округе, и чтоб сразу сюда пригнал. Не могу я воевать на кляче. Негоже мне на гнилой кобыле сидеть. Сделай это для меня. — Парень посмотрел в полные слез глаза Толы. Может, он в самом деле ему отец, как шептались в Прерове? Разве из-за хозяйского сына и соседа плакать станешь? И Адам раскаялся, что попросил Толу. Деревенского пустобреха, мелкого жулика, таскавшего тыквы и фасоль, летом слонявшегося возле мельниц, а зимой вокруг котлов с горячей ракией.
— Сделаю для тебя все. Сперва только хочу Алексу и Блажу повидать. Они где-то тут, в пехоте, возле Леушичей и Браича.
— Ступай, разыщи их. А доберешься в Прерово, передай отцу, что я сказал. И привет всем, кто меня вспомнил.
Он протянул ему руку, прощаясь. У Толы опять показались на глазах слезы. Адам влез обратно в ясли и с головой накрылся попоной.
С неба протянулась к нему рука белая рука с неба нежная мамина рука с пальцами Милены ожогом Иванки на тыльной стороне ладони почему ты сынок опять спишь в очках разобьешь стекла порежешь глаза Иван самая чудесная рука на свете протянулась сквозь облако мамины пальцы гладят его по лбу перед сном поцеловал бы их не может приподнять голову отяжелела голова не может мама мама рука протянувшаяся с потолка снимает с него очки уронила их застонала погасла он зарыдал очки стоят перед ним в воздухе свободно он подпрыгнул чтоб их достать очки взмыли к облаку опустились прыгают порхают он догоняет их по школьному двору незнакомой пустыне ноги на берегу Савы погружаются в песок по колено в снег по пояс очки наверху стекла маленькие солнца ослепляют он прыгает машет руками чтоб их достать слышит их полет не видит их откуда-то доносится:
— Проснитесь, господин взводный. Проснитесь. Ничего нет опаснее сна.
Иван Катич уже понимает: его будит Савва Марич — и, прежде чем открыть глаза, ощупывает внутренний карман: очки на месте! Его обдало холодным потом: это запасные, те, которые отец дал ему в Крагуеваце при расставании. Последняя пара. Под какой-то безымянной вершиной ночью, когда они отступали, он прыгал через ручей, ветка зацепила очки, и он не сумел их найти. Это было самое ужасное с тех пор, как он на фронте.
— Вы стонали во сне. Что вам снилось, господин взводный?
Он открыл глаза, приподнялся, надел очки: вокруг большого костра спали солдаты.
— Что-то страшное снилось. Очки у меня потерялись, — прохрипел. — Который час, Савва?
— Скоро полночь.
— Я проспал пятнадцать часов! Какие поступили распоряжения?
— Отдыхать, подкрепляться, истреблять вшей. Я вам тут ужин оставил. Вы продрогли, идите ближе к огню. Вот поешьте, а я прилягу на ваше место.
— Спасибо вам, Савва. Ложитесь. Я до утра не засну. — Он ощупывал очки, вытирал вспотевший лоб.
На жестяной тарелке лежали кусок жареного мяса, головка лука и ломоть черного хлеба; Иван присел на треногую табуретку возле огня, принялся за еду. Савва Марич улегся на его место, на сено, которое он принес.
Иван не помнил уже, когда в последний раз ел мясо, жевал с трудом: во сне мамина рука сняла с него очки. Что означает этот сон? С неба — мамина рука. Пальцы Милены. Откуда этот ожог у Иванки? Да, мамина рука сняла с него очки. Он перестал жевать, ощупывал очки, дужки. Может, привязать их бечевкой к ушам? Нет, проволокой. Где ее тут найдешь? Савва наверняка знает, как лучше прикрепить очки к ушам, к голове, чтобы их ничто не могло сбросить. Во сне они порхали как бабочки, как птицы, обожженные солнцем.
Обеими руками держал он дужки очков и смотрел в огонь: все тело, все мускулы, все кости полны одним, одно чувствуют, одно предвещают.
Тола Дачич переступил порог и среди десятка спавших возле очага солдат увидел Алексу: окаменел старик да так и остался стоять в распахнутой двери. И тут он самый большой, его парень. Только исхудал очень, бедняга. Слезы подступили у Толы к глазам. А тот кто, в таких, господи помилуй, гляделках, пишет что-то в книжечку на коленках? Он разглядел чин, тихо поздоровался, чтоб не разбудить солдат: