Они молчали.
Ищенко оглянулся вокруг.
Собирались любопытные. Он заметил невдалеке золотую тюбетейку Ханумова. Он почернел. Резкая косая черта изуродовала его лицо, как шрам.
– Ну! – сказал он негромко.
Саенко с отвращением посмотрел мимо него вдаль,
– Чего ты на нас нукаешь? Мы тебе что – лошади? Может, ты нас купил или нанял?
– Работать отказываетесь?
– А ты нам башмаки специальные выдал, чтобы мы по щебенке последние лапти рвали?
– Чего?
– То самое, что слышишь.
– Об спецбашмаках надо говорить после смены.
Ищенко был потрясающе спокоен. Он едва сдерживался. Но кулаки его были опутаны веревками вздутых жил.
Саенко вольно играл плечами.
– Ты нам спецбашмаки выдай.
– Говори за одного себя.
– Как это я могу говорить за одного себя? – закричал Саенко "жлобским" голосом и схватил себя за грудь. – Как это я могу говорить за одного себя, когда мой товарищок, может быть, ходит раздетый-разутый и стесняется просить? Верно, Загиров?
Загиров стоял серый. У него мелко дрожали шафранные пальцы.
– Видите – ему совесть не позволяет, он стесняется. Покажь им, Загиров, свои дырки.
– Где же я вам сейчас достану башмаки? – чуть не плача от ярости и от необходимости сдерживать эту ярость, проговорил Ищенко. – Становитесь оба на щебенку, а за башмаки после смены поговорим. Не хочете?
– Не станем.
– Ты, Саенко, за одного себя лучше ручайся.
– Я за нас обоих ручаюсь. Как я – так и он. Верно, Загиров?
Загиров молчал в оцепенении.
– Так вы перед всей бригадой отказываетесь становиться?
– Даешь башмаки!
Мося рванулся к Саенко.
– Стой!
Ищенко на лету перехватил Мосину руку и сжал ее так, что Мося весь вывернулся и присел на корточки. Он скрипел зубами:
– Пусти… Пусти… Пускай мне больше не видеть белого света… Пусти меня к этой курве…
– Они на барахолке свои башмаки позагоняли! – отчаянным голосом закричала Оля Трегубова и вся, до корней волос, стала пунцовой.
Корнеев еще быстрее прошел, глядя в сторону.
– Времечко – времечко – времечко…
– Не станете? – спросил Ищенко с нечеловеческим спокойствием.
Налитыми кровью глазами он смотрел на Саенко и в то же время видел, как Ханумов, усмехнувшись и махнув рукой, повернулся и пошел небрежно прочь, блестя своей золотой тюбетейкой.
Саенко напряженно улыбался.
– Как я – так и он. Без ботиночек не станем. Факт.
Ищенко задыхался.
– Что ж вы нас – зарезать перед всеми строителями хочете? Насмешку с нас сделать?.. Чтоб в глаза людям не смотреть?.. Как раз в такую авторитетную смену?.. Есть у вас какая-нибудь совесть, товарищи?
Он готов был плакать.
А Саенко продолжал стоять, мешковато опустив плечи и нахально облизывая выпачканные анилином губы.
– Можешь нам посыпать на хвост соли!..
– Подавись! – крикнул Нефедов.
Он быстро сел на пол и стал рвать шнурки своих башмаков.
– Брось, Саша, – спокойно сказал Тригер.
Он быстро подошел вплотную к Саенко.
Не глядя на пего и до крови закусив губы, он вырвал из его рук лопату, твердо хлопая по настилу сандалиями, пошел к щебенке и со звоном ударил лопатой в кучу.
– Правильно, – сказал Сметана.
Ищенко посмотрел на хлопцев.
– Ну?
Мося сорвал с себя кепку и с силой швырнул ее об пол.
– Пусть они идут к… матери!
– Кто против? – спросил Ищенко.
Ни одна рука не поднялась.
– Катитесь, – сказал Ищенко страшным голосом. – Завтра поговорим за башмаки.
Саенко сделал дурацкое лицо. Развинченно пожимая плечами и шаркая лаптями, он сошел с настила. Загиров испуганно озирался вокруг. Все глаза смотрели мимо него. Дрожа, он пошел вслед за Саенко.
Несколько секунд все молчали.
Только Ищенко трудно и шумно дышал. Он крутил головой и растирал кулаками щеки, не в состоянии сразу успокоиться. Его грудь раздувалась широко и сильно. Толстая шея была черна и напружена.
Тогда Мося поднял кепку, выколотил ее об колено и аккуратно надел, насунув как раз до кончиков острых, глиняных ушей.
Он воровато улыбнулся, сверкнул желтоватыми белками неистовых своих глаз в сторону журналистов, и вдруг в его губах появился трехствольный спортивный судейский свисток.
– Приготовились! Начали! – крикнул он бесшабашным мальчишеским голосом, бросаясь к ковшу машины. – Пошли!!!
Он дал три коротких, отрывистых, расстроенных свистка.
И все бросились с места, все пошло.
Лопаты звонко ударили в щебенку. Высокое облако цветочной пыли встало над бочками цемента. Шаркнул песок. Извилисто завизжали колеса тачек. Грянул мотор. Плавно пошел барабан. Громыхнул и полез вверх ковш. Ударила шумно вода.