Тотчас Маргулиес сформулировал это нововведение так:
"Обратный порядок. Идея обратного порядка в подготовке материалов".
Интересно!
Он задумался.
Почему бы не воспользоваться этой идеей для рационализации процесса приготовления и кладки жидкого бетона?
- Здорово, хозяин! День добрый! Бувайте здоровы.
Маргулиес с неудовольствием обернулся, но тотчас лицо его стало приветливым.
- А! Фома Егорович!
К нему вразвалку подходил американский инженер, мистер Томас Джердж Биксби, прозванный для сокращения, на русский лад, Фомой Егоровичем.
Фома Егорович работал в Союзе пятый год. Был он и на Днепрострое, и на Сталинградском тракторном, и на Ростовском сельмаше. Он научился отлично говорить по-русски, да не как-нибудь, а с пословицами и прибаутками. Он отпустил украинские усы. Когда же пил водку - крякал по-русски и утирал губы рукавом.
Он подошел к Маргулиесу и размашистым "русским" жестом протянул ему сухую мускулистую руку. На нем был синий шерстяной комбинезон с замком "молния". Его голова была не покрыта. Он носил шляпу только по воскресеньям. Волосы выгорели. Выгоревшие брови и усы казались значительно светлее лица. На темном, хорошо сработанном американском лице с полтавскими усами светились близко и глубоко посаженные, светлые, твердые американские глаза.
Они поздоровались.
- Как вам это понравилось? - сказал Фома Егорович, показывая на стройные, аккуратные штабеля. - Совсем другая музыка.
- Очень любопытно, - заметил Маргулиес.
Фома Егорович самодовольно погладил усы.
Он отлично понимал, что Маргулиес сразу и по достоинству оценил его нововведение.
Он тихо и лучезарно улыбнулся. Вокруг его глаз пошли мелкие коричневые морщинки.
Если бы не эти морщинки - ему никак нельзя было бы дать больше тридцати четырех. Но морщинки выдавали его настоящий возраст: сорок семь.
- Вы понимаете, товарищ Маргулиес, в чем тут зарыта собака?
- Как же, как же. Очень хорошо понимаю.
- Это мне стоило почти битых сорок восемь часов не ложиться спать! И смех и грех. Стой! Куда? - вдруг не своим голосом закричал Фома Егорович, бросаясь в сторону.
Он схватил маркировщика за плечо.
- Стой! Куда ложите? Ах, чтоб вам пусто было! Вот люди! Надо так... Так!.. Так!..
Фома Егорович стал показывать. Когда он вернулся, Маргулиес задумчиво стоял на прежнем месте, вертя в руках газету.
- А ну-ка, Фома Егорович, что вы, между прочим, скажете по этому поводу?
Маргулиес протянул американцу газету и показал кончиком карандаша место:
- Харьков сделал триста шесть замесов.
Фома Егорович взял газету и приблизил ее к глазам. Он с удовольствием отчетливо вслух прочел телеграмму.
Для него было величайшим наслаждением читать вслух по-русски.
Он читал и после каждой фразы останавливался, поглядывая на Маргулиеса светлыми, твердо сияющими глазами: дескать, смотрите, как я хорошо читаю по-русски, а?
- Какое ваше мнение? - спросил Маргулиес.
- Хорошо! - воскликнул американец. - Браво, бис! Теперь надо - и так далее.
- Мы думаем тоже попробовать. А?
- Бить Харьков? Обязательно. Надо бить. Как это говорится: за битых двух побитых дают.
Маргулиес подавил улыбку.
- Вы, Фома Егорович, энтузиаст.
- Я энтузиаст? Нет, я американец. Бить!
- А технически это возможно?
- Технически все возможно. Все на свете и топор. Я вам скажу по секрету пример: в тысяча девятьсот девятнадцатом году в штате Монтана я бетонировал шоссе, и мы однажды за сутки уложили пятьсот кубов. Это нам стоило не ложиться в постель двадцать четыре часа.
- И машина выдержала?
- Машину мы имели, как это называется, от менаджера - по-русски подрядчик - напрокат. Мы взяли от машины больше, чем она могла дать. Зато мы не имели понятия о бригаде. Никакой ударной бригады, но мы были заинтересованы в проценты.
- Позвольте. Но ведь у машины - паспорт. Официальный паспорт фирмы.
- Официальный паспорт пишут такие самые люди, как мы с вами, грешные.
Маргулиес быстро вытащил из кармана цукат и бросил в рот. Он с трудом сдерживал волнение.
- И действительно такой случай был?
- Как я сейчас живой стою перед вами. Пятьсот кубов. Вот бог, а вот порог.
Маргулиес расстегнул и тотчас застегнул пиджак. Это меняло дело. Открывались новые возможности. Он проворно протянул Фоме Егоровичу руку.
- Ну, будьте. Большое спасибо. Я тороплюсь.
- Никогда не надо торопиться, - заметил американец. - Тише едешь дальше будешь.
Маргулиес усмехнулся.
- От того места, куда едешь, - быстро прибавил он.
- Ну, товарищ хозяин, вы едете в такое место, что будет очень неважно, если вы скоро доедете. Лучше бы вы не очень скоро доехали.
Маргулиес погрозил ему газетой.
- Вы известный буржуй и контрреволюционер, Фома Егорович.
- Контрреволюционер - нет, избави меня бог. Буржуй - нет, никаким образом. Я честный беспартийный спец. Я работаю по вольному соглашению с вашим правительством и даже делаю больше, чем должен, - иногда это мне стоит сорок восемь часов не ложиться в постель. Мой труд - ваши деньги. Мы квиты. А социализм - будем видеть, будем видеть.
Маргулиес легонько взял Фому Егоровича за бока и тиснул.
- А сколько у вас, дорогой Фома Егорович, уже долларчиков в банке? Сознайтесь!
Да, он копил деньги.
Десять лет тому назад он уехал из Штатов на заработки. Он оставил дома некрасивую жену и детей.
В Америке было трудно найти работу.
Он был страшно беден. Он оставил семье пятьсот долларов. Но он был неплохой инженер. Он дал себе слово вернуться обратно не раньше, чем у него на текущем счету соберется двадцать тысяч долларов. С этими деньгами уже можно начинать жизнь: открыть строительную контору, войти в дело, положить первый камень будущего богатства. Двадцать тысяч долларов плюс многолетний опыт и воля - этого достаточно. Через десять лет у него будет сто тысяч.
Он отправился странствовать. Он не отказывался ни от каких условий, ни от каких контрактов.
Он работал в Китае, в Индии, в Португалии, в Советском Союзе.
Ему было все равно, где и для кого работать, лишь бы аккуратно платили деньги. Он делил жалованье пополам. Одну половину переводил на текущий счет в банк, другую посылал семье, оставляя себе на жизнь лишь ничтожную часть.
Он отказывал себе в самом необходимом. Но это ничуть не отражалось на его настроении. Наоборот, он был всегда и везде весел, бодр, жизнерадостен, здоров.
Перед ним стояла сияющая перспектива богатства и благополучия. С каждым месяцем эта перспектива становилась все ближе и реальней.
Это была его заветная радость.
Американец просиял. Лукаво улыбаясь, он вытащил маленькую алюминиевую записную книжку, которая в то же время была и карманным арифмометром.
Маргулиес смотрел на нее с завистью.
Он давно мечтал иметь такую штучку. Она была удивительно удобна. Она позволяла на ходу делать самые сложные вычисления, в том числе и логарифмические.
Незаменимая вещь.
Вот что значит американская техника!
Между тем Фома Егорович, не торопясь, открыл книжечку, некоторое время любовался цифрой и потом, захлопнув ее, сказал:
- Ровно восемнадцать тысяч четыреста двадцать семь долларов и сорок центов. Терпенье. Еще немножечко долларов, и вы будете иметь нового американского буржуя, товарищ Маргулиес. Тогда милости просим к нам в Чикаго. Я вам официально предлагаю место старшего инженера строительной конторы мистера Биксби энд компани. Верри велл?
- У нас и здесь работы хватит.
Фома Егорович хитро прищурился.