Свет и тень мелькали справа налево. Состав шел слева направо.
На дощатой стене за Маргулиесом мигали графики, диаграммы, печатные плакаты в красках: санитарная инструкция первой помощи при ранении; спасение утопающего; как надо обращаться с газами; разноцветные баллоны: кислород синий, ацетилен - белый, водород - красный; литографированный портрет Карла Маркса.
Борода у Маркса была желтовато-белая, усы - с чернотой; элегантный сюртук, в длинном вырезе которого узко белела крахмальная сорочка; и еще висело на ленте что-то круглое.
"Монокль, что ли?" - подумал, слегка пожимая плечами, Налбандов.
- Вообще... - сказал Маргулиес и сосредоточенно подоил себя за нос.Вообще картина на сегодняшний день по Коксохимкомбинату такая...
- Нуте-с... Нуте-с...
Маргулиес сосредоточенно свел глаза.
- По кладке мы имеем по восьмой батарее восемьдесят и семь десятых процента задания, по седьмой батарее шестьдесят и девять десятых. Земляные работы по фундаменту силосов - приблизительно сто двадцать процентов задания, по эстакаде...
- Это я знаю, - отрезал Налбандов. - Дальше. Бетонная кладка?
- По бетонной кладке мы имеем такую картину: башмак закончен, плита под шестую батарею закончена; в шестнадцать восемь начали лить пятую.
"Кажется, монокль, - подумал Налбандов. - Не может быть".
Он резко повернулся на табуретке.
- Виноват. Начали лить в шестнадцать восемнадцать. Сейчас у нас...
Налбандов, не торопясь, расстегнул пальто, открыл его, как литую дверь несгораемого шкафа, и вынул золотые часы.
- Сейчас у нас восемнадцать пятьдесят две. "Закроют столовую", подумал Маргулиес. Налбандов щелкнул крышкой и спрятал часы.
- Сколько перемесов? - спросил он преувеличенно небрежно.
Маргулиес склонился над столом и осторожно коснулся бумаги кончиком карандаша, острым и длинным, как иголка.
- Точно не могу вам сказать, но приблизительно сто тридцать - сто пятьдесят.
- Так-с. Пятьдесят перемесов в час. Гм!
Он саркастически крякнул и, не в силах больше владеть собой, вскочил с табуретки и подошел к портрету Маркса.
Он стал его вплотную рассматривать.
"Действительно, монокль. Курьезно".
Он заложил руки за спину и повернулся к Маргулиесу.
- Интересно.
- Да, это очень интересно, - сказал Маргулиес просто.
- Вы находите?
Налбандов снова сел к столу.
Маргулиес встал и прошелся по комнате. Проходя мимо тарелки, он низко нагнулся. Нет, это не косточка, а корка. И кроме того - немного сухой каши. Он опять сел на свое место.
Налбандов нашел на столе искусанный химический карандаш и брезгливо положил его на ладонь.
Теперь они сидели друг против друга, взвешивая над столом на ладонях карандаши, словно желая точнейшим образом определить их вес.
- Надеюсь, мне вам не надо напоминать, - негромко и слишком спокойно сказал Налбандов, - что меньше двух минут на каждый перемес не полагается. Это азбучная истина. Вы можете ее найти в любом учебнике.
Он нажал на слово "учебник".
- Между тем вы позволяете у себя на участке делать один перемес в одну и две десятых минуты.
- Для нас сведения, заимствованные из любого учебника, не обязательны. Учебники выходят каждый год в исправленном и дополненном виде.
Маргулиес сказал это тихо, шепеляво, почти шепотом. Он, видимо, сосредоточил все свое внимание на карандаше.
- Это все прекрасно, в данном году рекомендуется руководствоваться учебными пособиями данного года. Не так ли?
- Почему же нам не воспользоваться поправками будущего года, если мы открываем их в настоящем?
- Ах, вы хотите опередить время?
- Мы хотим выполнить промфинплан.
- Не вовремя!
- Идти вперед всегда вовремя.
- Впрочем, мы, кажется, перешли в область философии. Вернемся назад. Вы, кажется, ведете работы на бетономешалке Егера?
- Да.
- Надеюсь, вам известно, что в паспорте этой машины черным по белому напечатано, что время одного перемеса не может быть меньше одной и пяти десятых минуты.
- Известно.
- И все же вы берете на себя смелость, так сказать, взять под сомнение компетенцию составителей этого паспорта? Официального паспорта мировой фирмы?
- Официальный паспорт пишут такие же самые люди, как мы с вами, грешные.
Маргулиес сказал это и чуть заметно улыбнулся, сообразив, что он повторяет давешнюю фразу Фомы Егоровича.
Налбандов нахмурился и покраснел.
- Мне кажется, что ваши шутки несколько неуместны, - сказал он громко. - Впрочем, каждый забавляется, как может и... и как его учили... Но, пожалуйста, избавьте меня от них. Я достаточно технически грамотен. Я нахожу ваше обращение с дорогим импортным оборудованием по меньшей мере... рискованным. Мне бы, извиняюсь, не хотелось употреблять другого прилагательного, хотя оно сейчас чрезвычайно в моде.
У Маргулиеса слегка дрогнули губы. Он побледнел:
- Вы имеете в виду...
- Я говорю, что при такой эксплуатации машина амортизируется слишком быстро.
- Лет в пять, в шесть.
- В то время как по официальному паспорту при нормальных условиях она должна работать от десяти до двенадцати лет. Вы совершаете насилие над механизмом.
- Это не существенно - пять или десять лет. При нормальных, как вы выражаетесь, условиях такой комбинат, который ставим мы здесь, должен строиться восемь лет, и тем не менее вам отлично известно, что мы построим его в три года.
- Демагогию вы можете оставить при себе. Я констатирую, что вы способствуете слишком быстрой амортизации импортного оборудования, которое стоит валюты, а доллары у нас на земле не валяются.
- К тому времени, когда машина амортизируется, нам доллары уже не будут нужны.
- Вы в этом уверены?
- Мы будем строить собственные бетономешалки. Но должен вам сказать, что особенного насилия над механизмом мы все-таки не совершаем.
- Но ваша варварская быстрота работы!
- Она складывается из нескольких элементов, не имеющих прямого отношения непосредственно к эксплуатации машины.
- Вот как! - насмешливо воскликнул Налбандов. - Это любопытно. Поделитесь, если это не секрет.
Маргулиес сдержанно провел по бумаге острием карандаша тонкую прямую черту.
- Она складывается из рационализации процесса подвоза инертных материалов - раз, из правильной расстановки людей - два, и, наконец, из...
Ему очень трудно было произнести это слово, но все же он его произнес без паузы:
- ...и, наконец, из энтузиазма бригады.
Он произнес это слишком патетическое и газетное слово "энтузиазм" с такой серьезной и деловой простотой, как если бы он говорил об улучшении питания или о переводе на сдельщину.
Произнеся это слово, он покраснел до корней волос. Ему было очень трудно произносить его перед человеком, который наверное истолкует его, Маргулиеса, в дурную сторону.
И все же он это слово произнес потому, что, отчитываясь перед дежурным по строительству (оставив в стороне, что этот дежурный был Налбандов), он счел себя обязанным точно высказать все свои соображения по техническому вопросу.
Понятие энтузиазма входило одним из элементов в понятие техники.
Налбандов взял бородку в кулак и ядовито прищурился мимо Маргулиеса.
- Энтузиазм - быть может, что и очень красиво, но мало научно, - сказал он небрежно. - Между прочим, говоря о рационализации, как вы выражаетесь, процесса подвоза инертных материалов, вы, вероятно, имеете в виду этот самый ваш сплошной деревянный настил перед механизмом. Между прочим, я его видел. Должен вам сказать, что я считаю совершенно недопустимым тратить такое сумасшедшее количество дефицитного леса на подобные эксперименты сомнительного свойства. Вы еще паркетный пол сделайте: может быть, вашим энтузиастам будет работать легче. И пианино поставьте. Как в танцклассе.
- Если музыка, - сказал спокойно Маргулиес, - облегчит нам работу и поможет выполнить в срок промфинплан, мы поставим пианино.