— Добрый день, господин доктор. Хочу заметить, что сегодня вы задержались к обеду, он уже готов и, как у вас говорят, «давно стынет». Благоволите подать его в гостиную или кабинет? — такими словами Ильзе встретила Вяземского. Нужно отметить, что она была единственным человеком, которому Пётр Апполинарьевич позволял называть себя «доктор».
— Через пятнадцать минут я жду обед в гостиной, уважаемая Ильзе, — слегка извиняющимся тоном ответил Вяземский и шагнул вглубь просторной прихожей.
Апартаменты, в которых чуть меньше века проживали Вяземские, выглядели крайне внушительно, хотя их хозяева и не имели прямого отношения к этому княжескому роду. Большая прихожая соседствовала со светлой и просторной комнатой Ильзе. Гостиная, подобная парадному залу, окна которого выходили на набережную Фонтанки с видом на Михайловский замок находилась напротив большой, но очень ухоженной кухни, а просторная спальня хозяина соседствовала с его кабинетом. Все эти помещения располагались по бокам широкого и очень удобного коридора, покрытого старинным, но добротным паркетом. Со времени смерти родителей Петра Апполинарьевича в родовом гнезде Вяземских поселилась тишина и пустота. А взаимное одиночество сблизило таких разных во всём людей, как Петр Апполинарьевич и Ильзе Круменьш. Ни у него, ни у неё семьи не имелось. Вяземский пока ещё ей не обзавёлся, а Ильзе уже позно было серьёзно думать об этом, потому она относилась к Вяземскому, как к давно состоявшемуся родственнику.
После рюмки «П. А. Смирнов» отведав тарелку наваристого супа айнтопф, а затем разделавшись с панфиш из трески, Вяземский слегка отяжелел и откинулся на спинку венского стула. Так продолжалось недолго — Ильзе, убрав посуду, подала чай с ароматным печеньем зимтштерн собственного приготовления, хозяин обожал выпечку с корицей. Неспешно попивая горячий чай, Пётр Апполинарьевич окинул взглядом пространство гостиной и горестно вздохнул. Здесь всё дышало давно ушедшим прошлым.
И импозантная мебель начала века, и серебряные подсвечники, и широкий дубовый стол на восемь персон, покрытый шитой золотистой нитью белой скатертью, и изразцовая печь напоминали Петру Апполинарьевичу о предках. Со стены на Вяземского смотрел портрет далёкого деда — Антона Петровича, одетого в генеральский мундир. Лицо серьёзное, пристальный, решительный взгляд военного человека, парадный тёмно-зелёный мундир со скошенным воротником украшен золотым шитьём в виде дубовых листьев и двумя эполетами с густой бахромой и полем из сплошной золотой «рогожки». Генералом от артиллерии этот Вяземский, по «Табели о рангах» представитель V класса, который соответствовал гражданскому статскому советнику, участвовал в русско-турецкой войне 1828–1829 гг. Антон Петрович отличился в военных действиях на Балканах, но был тяжело ранен и вынужденно покинул армию. За воинские заслуги и верность императору, по высочайшему повелению, в отставку генерал вышел тайным советником, чиновником IV класса. Но через год его не стало. Супруга Антона Петровича не вынесла утраты и ушла в след за ним.
Отец Петра Апполинарьевича — Апполинарий Антонович был единственным сыном генерала, но по его стопам не пошёл. Он служил в управлении военно-учебных заведений. Не являясь военным чином, по должности Апполинарий Антонович соответствовал армейскому полковнику и относился к коллежским советникам, что соответствовало VI классу. Отец Петра Апполинарьевича умер вместе с его матерью от очередной вспышки холеры — в жаркий день они выпили по стакану некипяченой воды в ресторации на углу Мойки и Невского проспекта. С 1830 года эта злая напасть уже четыре раза посещала Санкт-Петербург: сказывалось низкое качество питьевой воды и отсутствие достойных столицы Империи канализационных сооружений.
Сам Пётр Апполинарьевич тоже не служил в армии, но сегодняшний его гражданский ранг коллежского советника — представителя VI класса, соответствовал званию пехотного полковника. VIII класс, предоставляющий личное дворянство, давал молодому Вяземскому возможность обучения в любых военно-учебных учреждениях, даже без помощи отца. И Пётр Апполинарьевич без труда поступил в Императорскую Военно-хирургическую Академию, в то время курируемую военным ведомством. Гражданскую службу Вяземский начал с коллежский асессора, того самого VIII класса, а через восемь лет дослужился до сегодняшнего гражданского статуса и обращения "ваше высокоблагородие". Конечно, теперешний годовой доход Петра Апполинарьевича и его деда отличались, но сердобольный генерал оставил потомкам в наследство три крупных деревни в соседней Олонецкой губернии, и крепкие крестьянские хозяйства приносили стабильный прибыток. Нет, Вяземский не считался уж очень зажиточным дворянином — имелись и побогаче, и победнее, но Пётр Апполинарьевич никогда не бедствовал да ещё и прислугу содержал — три раза в неделю сестра Ильзе — Данута помогала той с приобретением продуктов, уборкой помещений и приготовлением пищи. Покончив с чаепитием и поблагодарив Ильзе за старание, Пётр Апполинарьевич переместился в кабинет, туда же Ильзе подала свежие газеты и почту. Это рабочее помещение тоже носило следы пребывания в нём деда и отца Вяземского. Книжные полки, массивный пьсьменный стол с серебряной чернильницей, тёплый и мягкий персидский ковёр на полу. Исключая приверженность к старомодному звонку-колоколичику, Пётр Апполинарьевич совсем не слыл ретроградом. На стене висел телефонный аппарат за № 75 — один из, уже имевшихся, тысячи пятисот городских номеров-абонентов, Москва в этом плане отставала. Цена обладания такой возможностью составляла двести пятьдесят рублей в год, в то время, как самая роскошная шуба стоила восемьдесят пять, а мешок картофеля — один рубль. Телефонная связь для Вяземского являлась не роскошью или предметом особой гордости, а рабочей необходимостью. Номер абанента под названием "1-й участок Коломенской полицейской части" значился как 54, а 2-й участок шёл под номером 55. Удобно расположившись в кресле, Вяземский принялся перелистывать газеты. В "Санкт-Петербургских ведомостях" его внимание привлекла статья журналиста — криминального репортёра Г.Д. Белосельцева под названием «Время жнецов». Написанное, вызвало в Вяземском двойственное впечатление: