Сыскной всегда маскировался под наиболее близкий для себя образ, в котором он перевоплощался как заправский актёр — любой скажет «верю», но не на сцене театра, а в реальной жизни, где фальши не терпят. Многие страницы истории сыска написаны кровью. Если это должен был быть уголовник, то исполнителя брали из другой части города, при необходимости ему готовили документы на вымышленное лицо, тщательно прорабатывали легенду существования в уголовном мире и необходимость появления в нужном месте, а потом под благовидным предлогом подводили к контакту с одним или несколькими представителям криминальной среды, с помощью которых, естественно «втёмную», и происходило внедрение. Подобные мероприятия, в виду чрезвычайной опасности для исполнителя, тщательно готовились и держались в тайне, о таких операциях знал лишь ограниченный круг посвящённых. Сыщик, внедрённый к уголовникам, никогда не работал один, всегда назначались сотрудники, которые обеспечивали ему прикрытие, связь с внешним миром, безопасный выход из разработки в случае провала. Но и двенадцати штатных агентов на весь город не хватало, а внештатные — вольнонаёмные не спешили рисковать жизнью за предлагаемое государством жалование.
Самому старшему из агентов — Климу Каретникову исполнилось сорок лет, а самому младшему — Викентию Румянцеву не было и тридцати: он только начал службу в уголовном сыске, но старался трудиться наравне со всеми. А вот самым опытным оказался Леонтий Шапошников, переведённый в Сыскную из уездной полиции: он в одиночку выявил и задержал столько преступников, что столичные ему завидовали. Сейчас Шапошников отсутствовал: три дня назад под видом беглого каторжника из Сибири он попытался проникнуть в банду грабителей Митяя Лисина, промышлявшую золотом и драгоценностями. На счету этой преступной группы было и недавнее вооружённое ограбление банка — погибли двое служащих и трое получили серьёзные ранения. Операцию внедрения готовили Сушко и Путилин, а прикрывали Леонтия и были с ним на связи ещё двое сотрудников: Анатолий Гаврилов и Илья Прокудин. Об операции знали четверо, включая Путилина.
В штат Сыскной Путилин никого не брал по протекции, Викентий же был наследственным полицейским — его отец Тимофей Ефимович всю жизнь прослужил в Казанской полицейской части и ушёл в отставку с поста начальника первого участка. А два брата Викентия: средний — Иван и старший — Фёдор исправно несли полицейскую службу в отцовской, Казанской части, где одна Лиговка многого стоила. Зная историю этой семьи, Иван Дмитриевич, после четырёхлетнего срока службы в Казанской, предоставил младшему Румянцеву возможность реализоваться в сыскном деле, а Лавру Феликсовичу наказал следить за службой Викентия и наставлять того на путь настоящего сыскаря, который ошибается только раз: второго шанса уголовники не дают — некому.
Для привлечения общего внимания, Сушко вышел из-за стола, а потом зачитал ночную сводку. Последовало перечисление большого числа преступлений с местами их совершения. Вечерние сумерки и сама ночь — привычное время для разгула преступности: на улице лишь ночная полицейская стража из нарядов городовых. Белая майская ночь препятствием для налётчиков, грабителей, воров и убийц не являлась. Горожане, обрадованные теплом и уходом северной ночи, не спешили расходиться по домам, а вернувшись, не стерегли окна и двери. Однако, ни зимы, ни лета у уголовников не существовало. Напротив, с приходом тёплого времени года преступных возможностей, как и мест их приложения, становилось больше, а география преступных поползновений в столице закономерно расширялась.
После короткого обсуждения, агенты получили индивидуальные задания, с учётом полицейской части их предыдущей службы — там они ориентировались, как рыба в воде, а уже знакомые им служащие могли оказать посильную, но, иногда, совершенно необходимую помощь. Никто и ничего не записывал — информация накрепко откладывалась в памяти каждого. Ещё через десяток минут сыскные разошлись по адресам и участкам полицейских частей Санкт-Петербурга. Остались лишь два агента и Клим Каретников, который выглядел крайне сосредоточенным и внутренне собранным, но без тени напряжения или волнения на лице. Он знал, что сейчас произойдёт, ждал начала неприятного разговора. На время этого индивидуального разбирательства Анатолий Гаврилов и Илья Прокудин отсели в дальний конец помещения, им предстоял приватный доклад Сушко о результатах внедрения Шапошникова.
— Клим Авдеевич! — в служебной обстановке и прилюдно Лавр Феликсович обращался к подчинённым на «вы» и с упоминанием отчества. Но, зачастую, в тет-а-тетной беседе или при выполнении сложных операций свободно переходил на «ты» и обращение по имени, там было не до политеса. — Вчера вечером при задержании шайки Владимира Полбина по прозвищу Полба вы открыли револьверный огонь и ранили главаря в ногу. Обоснуйте правомерность подобного поступка с применением огнестрельного оружия.