Вяземского встретил человек средних лет, одетый в лёгкий светлый плащ, из-под которого можно было увидеть приличный костюм и галстук. Рост выше среднего, причёска короткая, поля шляпы слегка прикрывают проницательный взгляд серых глаз. Аккуратные усы, со слегка загнутыми вверх кончиками, обрамляют волевой рот, губы застыли в таинственной, ничего не предвещающей улыбке. Фигура встречающего и его походка носили все признаки прошлой воинской службы.
— Доброй ночи, господин судебный доктор. Рад возможности знакомства — произнёс встречающий. — Я Лавр Феликсович Сушко и представляю здесь Сыскную. Иван Дмитриевич дал распоряжение о нашей совместной работе по делу об убийствах с цветочно-розовым антуражем.
— Ну-ну… — с лёгким кивком ответил Вяземский. Нет, Пётр Апполинарьевич не был настолько безграмотным или народолюбцем, чтобы к месту и не к месту вставлять слова паразиты — междометия. Так он поступал, когда общался с искренне заблуждающимися или излишне самоуверенными людьми. — Не называйте меня доктором, господин полицейскийй. Я давно никого не лечу, а мои всегдашние пациенты изрядно холодны и молчаливы.
— Прошу прощения, Пётр Апполинарьевич. Позвольте я провожу вас на место происшествия для осмотра тела и сбора улик, — скрывая неудовольствие от начала общения с судебным медиком, таким же, сдержанным кивком, ответил Сушко.
— Ну-ну… Для вас, Лавр Феликсович, это улики — возможность выйти на след преступника, для меня же они — вещественные доказательства преступления, совершённого конкретным человеком, потому что помогают доказать его преступный умысел и, что смерть жертвы является насильственной, — холодным, бесстрастным тоном ответил Вяземский. — Сопровождать меня не стоит. К телу жертвы провожатый мне не нужен. А от помощника с двумя фонарями для подстветки не откажусь. Да вот ещё что, передайте оцеплению оставаться на месте и никого к телу не подпускать, уверен, там и так всё полицией затоптано.
— Что же, Пётр Апполинарьевич, с вашей юридической трактовкой вещественных доказательств я вполне согласен и, поверьте, с глубоким уважением отношусь к вашему научному подходу к делу, — не приминул заметить Сушко. — Только вот результаты судебно-медицинских экспертиз в суде доказательствами вины преступника не являются и таковыми не воспринимаются. Стороне обвинения потребны лишь улики, изобличающие преступника сразу и с головой.
— Хорошо, Лавр Феликсович, — отдавая дань профессиональной напористости сыскного и потому, потеплев голосом, ответил Вяземский. Теперь Сушко не казался ему таким уж самодовольным или самомнительным. — Этот вопрос мы обязательно обсудим в более приватной обстановке. А сейчас мне нужно работать.
Сушко направился к околоточному надзирателю с наброшенной на плечи шинелью — зябкость атмосферы сказывалась на его самочувствии, полицейского явно знобило. Вяземский последовал к лежащему на мостовой телу. Руководя фонарным освещением помощника, Пётр Апполинарьевич приступил к осмотру, записывая основные сведения карандашом в блокнот.
— Итак… Кисти рук с потёртостями на ладонях от настойчивых попыток ползти или подняться, под ногтями та же грязь, три ногтя обломаны. На подушечках правых пальцев и ногтевой фаланге левого указательного — следы швейной иглы и напёрстка, — личный осмотр Вяземский проводил по годами выверенной методике. Сначала проговаривал всё, что видит, потом делал пометки в блокноте, а разум его сам воспроизводил нужные выводы. — На шее и подбородке те же кровоподтёки, что и в первых двух случаях. Слева чёткий след осаднения от сдёрнутой металлической цепочки. Разрез одежды и тела произведён уже знакомым лезвием. Он ровный и непрерывный, скорее всего, одномоментный. Крови вокруг тела немного, характер истечения по вертикали к мостовой. В брюшной полости визуально определяются большие сгустки крови, которые ещё не успели организоваться. Мерзавец, опять резал по живому. Вот и место пересечения брюшной аорты, прикрытое большим сгустком крови.
— Боковой свет с обеих сторон! — бросил Вяземский помощнику-осветителю и достал из саквояжа большую лупу, пинцет и бумажный конверт. — Так-так… Свет ближе! Ага, волосок теперь рыжего цвета. Уверен, из очередного парика. Опять лепестки розы, один наклеен на губы. Так… Вот и стебель с тёмно-бурым налётом на шипах. Его в отдельный конверт. На задне-наружной стороне каблуков ботильонов следы грязи и сточенность о камни мостовой. Результат волочения? Безусловно…