— Значит всё-таки предательство… — глухим голосом произнёс Путилин. — Кулик? Такой персонаж из криминальной среды мне не известен. Но… Сама фамилия кажется знакомой, слышанной совсем недавно. Обстоятельств, к сожалению, вспомнить не могу, однако, напрягу память и непременно это сделаю. Должен сделать. Только вот как они связаны — Кулик и наш убийца, которого вы называете Цветочник? А в том, что эта связь имеется, я уверен крепко. Нужно искать Кулика и делать это быстрее, в нашем распоряжении остаётся не так много времени. Найдём Кулика — найдём и Цветочника.
Выговорившись, Путилин смолк, теперь настала очередь Сушко, и тот продолжил разговор:
— Леонтия пытал и убил Цветочник, в этом у меня нет сомнений, да и Вяземский подтверждает такую версию. Только мотивы убийства мне совершенно непонятны. Ладно женщины — они свидетели и могли опознать Цветочника, а «цветочный антураж» представляется явным преследованием и психологической пыткой Каро де Лавинь, отказавшей мерзавцу в близости. Но при чём здесь Шапошников? Ума не приложу… И ещё, у меня нет сомнений, что Цветочник и есть Лешко Бес, ведь Леонтий указал именно на него. А по всем параметрам этот персонаж похож на немецкого брадобрея Алекса Шнайдера, виртуозно владеющего опасной бритвой, но не знающего настоящего немецкого языка.
Согласно кивнув, Путилин снова взял слово:
— Начинайте круглосуточное наблюдение за домом Шнайдера на набережной Фонтанки, обложите его со всех сторон. Ответы на запросы в места предыдущего пребывания парикмахеров ещё не пришли… Другим способом проверить идентичность и соответствие паспортов предъявителей невозможно. Лешко Бес? И такого уголовника в Петербурге я не знаю. Хотя, имя польское, и я немедленно телеграфирую в Варшаву — там должны быть сведения о нём. Уж, если в Петербурге Бес так разгулялся, то и в Варшаве подобный след должен был остаться. И прибыл в столицу этот Лешко совсем неспроста. Сдаётся мне, что он крупно набедокурил дома, а в Петербург бежал от безысходности.
— Немудрено, Иван Дмитриевич, — поддержал шефа Сушко. — По уголовной иерархии бесы — особая каста. Бес — уголовник, не признающий криминальных авторитетов, но использующий их в своих корыстных целях. Человек, если его можно так назвать, не знающий предела в своих желаниях и поступках. Я с нетерпением жду возвращения группы, направленной за поляками, преследующими Лешко Беса и убившими ювелира Лермана. Они многое могут рассказать, потому что всё это время шли по следу своего соотечественника.
— Дай Бог, чтобы всё обошлось без крови и смертей, по всему видно, что поляки эти — отчаянные субъекты, — ответил Путилин. — Лавр Феликсович, хочу сообщить вам новость. Пришёл ответ на ваш запрос в Управление железнодорожной полиции. 3 мая вагоном второго класса поезда «Варшава — Санкт-Петербург» до Варшавского вокзала не добрались два человека. Глеб Валерьянович Ефремов и Адам Францевич Мазовецкий. Вещей пассажиров в купе не обнаружили. По описанию Мазовецкий уж очень смахивает на Цветочника. Паспорт угольного промышленника Ефремова подлинный, а вот инженера лже-Мазовецкого — подложный. Такого человека не существует. Возможно, под этим именем Бес и попал в столицу. Именно в те сроки, когда у нас появился Цветочник.
— Вы правы, Иван Дмитриевич, получается именно так, — поддержал Путилина Сушко. — Позвольте, по вновь открывшимся обстоятельствам гибели моего Леонтия, допросить злокозненного кабатчика Максимова и его полового. Теперь им не отвертеться.
Иван Дмитриевич заметил, как злорадно блеснули глаза Сушко, и, потому предостерёг подчинённого ещё одной, давно известной всем, поговоркой:
— Ходи на брод, паря. Там мельче будет, токмо про камни не забывай, — с лёгкой усмешкой произнёс Путилин. — Отчего же, допросить можно — бить нельзя. И не забудьте прихватить с собой дознавателя, пусть все бумаги допроса по форме выправит и подписи допрошенных возьмёт. Результаты мне доложить немедленно.
И уже через пятнадцать минут допрос состоялся. А начал Сушко с полового — Якова Прыткина. Лавр Феликсович прекрасно знал благоговейный ужас и страх простого народа перед любой написанной бумагой, документом с печатью, потому на своей части стола сложил внушительную стопу исписанных и пропечатанных бумаг. На другом конце стола примостился делопроизводитель, готовый документировать процесс допроса для следствия.