Конвойному, доставившему Прыткина на допрос, Сушко приказал разобуть Якова, а его сапоги поставить рядом с собой. Увидев Сушко, половой в конец раздухарился:
— Ваше благородие, сколь меня ещё мучить будете? Я ить ни в чём не виноватый… Почто за решёткой держите без следствия и суда? Неча предъявить — отпускайте.
Пропустив эту фразу полового мимо ушей, Сушко произнёс с, едва скрываемой, хитрецой:
— Ни в чём не виноват, говоришь? А вот тут кипа бумаг на твои художества имеется. Учёные люди писали, а заключения их печатями заверены. Хочешь на вечную каторгу? Валяй! Я перечить не стану!
— На вечную каторгу? — возмутился половой. — Правов таких не имеете! Где это видано, чтобы невинного человека, да на вечную каторгу запихать?
— Ты, Яша, юродивого-то из себя не лепи, — подлил масла в огонь Сушко. — А сколько думаешь тебе суд определит за убийство полицейского? Смотри, вот документ, в котором всё про тебя написано, а, что написано пером, топором уже не вырубишь. По написанному ты, Яша, на месте преступления был и стоял рядом с убиенным полицейским. Теперь ты, Яков, свидетель, который может стать главным подозреваемым. Смекаешь суть?
— Да быть того не может, ваше благородие! Я никого и пальцем не тронул… Не было меня там. Не бы-ло-о! — продолжал отнекиваться Прыткин, но в его глазах появились страх и смятение, слишком много документов было лежало в стопке.
— Хорошо, — притворно согласился Сушко и взял верхнюю бумагу из пачки, лежащей на столе, рядом с Прыткиным. — А теперь почитаем, что здесь написано… «Человек, проводивший полицейского Шапошникова в дровяной сарай и стоявший там рядом с ним, был обут в яловые сапоги с закруглёнными носами и треснутым правым каблуком. В это время, стоящий справа преступник нанёс Шапошникову удар палкой по голове»… Теперь смотрим твои сапоги. Ага, приметы полностью совпадают…
— Не убивал я… Не я-а-а, — заскулил половой и заёрзал на табурете, прикреплённом к полу допросной.
— Прекрасно! Будем читать дальше, — продолжил свою игру Сушко, взяв очередной листок из стопы бумаг. Конечно, таких документов у него не было, потому он пользовался выдержками из заключения судебных медиков, трактуя их соответственно складывающейся ситуации. — «Полицейский Шапошников, перед ударом по голове, нанёс удар кулаком в лицо, стоящего рядом преступника, отчего тот имеет кровоподтёк на известной части лица». Ага, и бланш у тебя, Яша, имеется. Возьмём следующий документ, у меня их тут много…
Теперь половой с нескрываемым ужасом смотрел на гору бумаг, лежащих перед его носом, казалось, в них его приговор — пожизненная каторга.
— Стой, ваше благородие… Стой, дай оправдаться, — взмолился Яшка, которого пробил холодный пот и заколотила нервная дрожь. — Не надо на каторгу, я всё поведаю. Не убивал я никого. А какое мне послабление будет за сотрудничество с полицией, ежели сам всё расскажу?
— Куды торопишься, дядя, — подражая Путилину, произнёс Сушко. — Ты пахать взялся или вопросы спрашивать? Взялся пахать, так паши, а про урожай после поговорим. Что посеешь, то и пожнёшь. Кого видел в дровянике, кроме полицейского?
— Там были Гришка Кот и Петюня Шкворень из шайки налётчиков Митяя Лисина… А руководил ими некий «дворянчик» — крупный парень, одетый и говоривший, как благородный, — половой пытался сказать всё и сразу, чтобы побыстрее избавиться от тягостных воспоминаний.
— Из ватаги Митяя Лисина, говоришь? И еще «дворянчик»… — вслух повторил слова Прыткина, обрадовавшийся Сушко. Вот и след банды, в которую внедрялся Леонтий Шапошников и упоминание о Цветочнике — Лешко Бесе, том самом «дворянчике», который появился на Лиговке в начале месяца. И тут Лавр Феликсович живо вспомнил разговор с Путилиным, когда шеф укорял его за бездеятельность.
— Полицейский рядился под каторжника. Но они его ждали… Они уже знали, что он легаш. Простите, ваше благородие, сыскной агент, — зачастил Яшка Прыткин. — Я понял, что у «дворянчика» в полиции есть свой человек, который выдал вашего. Как всё было дальше, я не видел. Палкой по голове сыскного я не бил. Он сам звезданул мне под глаз, и я бегом выбрался из дровяника.
— Когда и куда бандиты увели Шапошникова из трактира? — спросил Сушко.
— Через час, ваше благородие, — охотливо ответил половой. — А вот куда, не могу знать.
— А твой хозяин знает? — продолжил напирать Сушко. — Он знает? Отвечай!
— Знает, ваше благородие… Все разговоры и договоры через него шли, — выдавил из себя половой, понимая, что выводит полицию на хозяина, но и участником убийства полицейского ему быть не хотелось.