— Так вот, Яша, взявшись за гуж, на лошадь не пеняй, — смотря прямо в глаза полового, произнёс Сушко. — Подтвердишь всё, сказанное тобой, подписью на бланке допроса и на очной с Максимовым, оформлю тебе содействие полиции… Свидетеля закон не преследует, а совсем наоборот — защищает. На время следствия я тебя спрячу так, что никто не найдёт, поверь, мне это невпервой.
У Прыткина не оставалось выхода, скрипя зубами он подписал материалы допроса, поставив две корявые буквы «Я» и «П». Тень каторги перестала маячить за его спиной, но появилась новая докука — уголовники предателей не прощали. Сушко воочию наблюдал метаморфозы поведения, происходящие с Прыткиным — в допросную вошёл один человек, а вышел совсем другой.
Следующим Сушко допросил хозяина трактира, где произошло пленение Шапошникова, Кузьму Афанасьевича Максимова. Тот продолжал строить из себя, обиженную недоверием, невинность. Даже подписанные половым показания не возымели эффекта. Но, когда Прыткин на очной повторил своё признание в глаза хозяину, кабатчик сломался. По всему выходило, что он является одним из организаторов убийства полицейского: «дворянчик» далеко, а он, Кузьма здесь, и будет отвечать за двоих. Тут многолетней каторги не миновать. Но больше каторги Максимов боялся Беса, боялся до дрожи в коленках.
— А заешь, Кузьма, — Сушко пошёл ва-банк, — твоё признание в содеянном мне без надобности. Есть свидетель, есть документ с печатью, есть заключение экспертизы по твоему шалману, в котором силой был задержан полицейский, а потом зверски убит. Ты думаешь у следствия и суда будут сомнения в твоей организаторской причастности к этому преступлению? Кабак твой, половой твой, бандиты, которые в розыске по мокрым делам, действовали по твоему согласию, о произошедшем ты в полицию не заявил. Продолжать перечисление твоих криминальных грехов, достойных каторги?
— Нет, ваше благородие, — потерянно ответил Максимов, его глаза потухли, а уголовный гонор испарился. — Я всё расскажу… Вначале я получил малявку от нашего, лиговского маза… В ней он просил о содействии в задержании полицейского, работающего под бежавшего каторжника. Маз сообщил, что ко мне придут три человека — двое из ватаги налётчиков Митяя Лисина и польский уголовник Лешко по прозвищу Бес, рядящийся под благородного. Вашего задержали в дровянике, но меня там не было. Его забрали через час. Что было дальше я не знаю… Про убийство полицейского я не знал, здесь в камере сидел.
— Говорил ли поляк, что в полиции у него свой человек и кто он? — наращивая темп допроса, проговорил Сушко.
— Да, говорил, только имени или фамилии не упоминал, — быстро ответил Максимов. — На чём он его взял я не знаю. Поляк не говорил.
— Где скрывается банда Митяя Лисина и сколько в ней участников? — Сушко чувствовал, что напал на след неуловимых налётчиков и сыпал вопрос за вопросом.
— В Свечном переулке… В доме 8 у Акакия Супрунова… Их шестеро вместе с вожаком, — последовал ответ Максимова.
— Как вооружены налётчики? — не унимался Сушко.
— На всех три револьвера и охотничий обрез, — снова без запинки ответил кабатчик.
— Пролётка у банды есть? Награбленное уже сбыли? — продолжал словесную атаку Лавр Феликсович.
— Пролётка имеется, а награбленное не сбыли… Хорошую цену никто не даёт, — не задумываясь, ответил кабатчик.
— Опиши Беса, — у Лавра Феликсовича оставалось много вопросов, но он заметил, что допрашиваемый начинает уставать. И это означало одно — допрос нужно заканчивать.
— Ну… Крепкий, черноволосый, лет тридцати, в дорогой одежде и обуви, курит, доставая папиросы из серебряного портсигара с польским орлом… На шее вместо галстука — платок. Левый мизинец не разгибается. Носит усы и бакенбарды. Всё…
— Фрол Калистратович, — теперь Сушко обратился к делопроизводителю Савицкому. — Получите подпись под показаниями Максимова, и можно возвращать его в камеру. Мне нужно срочно увидеться с Иваном Дмитриевичем.
Путилин был рад подвижкам в делах Шапошникова и Цветочника, которого теперь называл Бесом. Сыщики подробно обсудили план задержания шайки налётчиков Митяя Лисина, назначенного на утро. За окнами Сыскной наступил вечер, когда её посетили две новости. Наконец, с задержания на Гороховой 45 вернулась группа агентов. Один из преступников оказался задержан, второй конвоирован в Мариинскую больницу — его во время задержания подстрелил Викентий Румянцев, сам получивший касательное ранение головы. Другая новость оказалась неожиданной и тревожной — из хранилища делопроизводства пропали все документы по делу Цветочника: полицейские протоколы, судебно-медицинские экспертизы, портреты Цветочника, показания свидетелей. Пропажу обнаружил сам делопроизводитель — Фрол Калистратович Савицкий, вернувшись с совместного с Сушко допроса Прыткина и Максимова. Такое в Сыскной случилось впервые, и ситуация эта породила атмосферу взаимного недоверия и подозрительности. Поиском занялся сам Путилин — самый опытный из сыщиков сыскной полиции столицы.