— Ну так, пан Войцех, вам несказанно повезло, — администратор перешёл на доверительный тон, в надежде получить нового клиента. — Это паны Стефан и Марек из Варшавы, проживающие неделю в № 6. Сейчас они изрядно навеселе… Пан будет оформлять себе комнату?
— Przepraszać, пан Збигнев, — поклонившись, по-польски извинился Викентий. — Я подожду снаружи, пока приятели протрезвеют. Разговор может выйти непростым, а мне этого не надобно. Do zobaczenia, пан администратор.
— До встречи, — повторив слова посетителя по-русски, буркнул Збигнев Андреевич и уставился в газету, разложенную на стойке.
Румянцев спустился вниз и обрисовал Каретникову сложившуюся ситуацию. Анатолий Гаврилов и Илья Прокудин высказались однозначно:
— Надо брать красавцев немедля, пока они тёпленькие.
— Не уверен, что они настолько тёпленькие, что не окажут сопротивления. Оба тёртые бандюганы, и так просто не дадутся, — возразил Каретников. — Делимся на две пары. Я и Гаврилов идём сверху — через администратора и коридор. Прокудин и Румянцев, страхуете окна со двора. Проверить оружие! Стрелять только в крайней, безысходной ситуации. Они нужны живыми. Хорошенько это запомните. Теперь вперёд и с Богом!
В это время на вооружении полиции состоял 4,2 линейный (10,67 мм) револьвер системы Смита-Вессона, так называемая русская модель. Вес этого револьвера составлял более 1000 граммов; емкость барабана — шесть патронов. Револьвер Смита-Вессона, несмотря на больший вес и меньшее количество патронов в барабане по сравнению с револьвером Нагана — шесть против семи, — для полицейской службы оказался более пригодным. Он легко перезаряжался благодаря переламывающейся конструкции, а его тяжелая 10,67 мм пуля с более низкой начальной скоростью обладала большим останавливающим действием. Смит-Вессон оставался на вооружении русской полиции до самого конца ее существования — до марта 1917 года.
Когда оружие оказалось проверено, первая пара осторожно, совершенно бесшумно двинулась на второй этаж. Вторая разошлась по краям узкого двора — Викентий справа, Илья Прокудин слева, спрятавшись в узких проходах между складами и мастерскими. Других путей отхода со двора не было.
У стойки администратора Каретников задержался, что-то шепнув на ухо Збигневу Андреевичу, после чего тот поспешно удалился. Из входа в коридор Клим свернул направо — комната № 6 оказалась совсем рядом. Возле её двери полицейские врасплох застали совершенно трезвых поляков: коротышка стоял лицом к приближающейся паре незнакомцев, за его спиной здоровяк намеревался вставить ключ в дверной замок, чтобы закрыть номер. Варшавские налётчики без слов поняли, что их настигла полиция.
— Uciekaj, Marek! — крикнул коротышка здоровяку и указал на дверь. Если бы Каретников был хоть немного знаком с польским, то понял бы сразу: — Беги, Марек!
Однако, вид, поза и жест коротышки, указующий на всё ещё открытую дверь номера, сами за себя сделали перевод. И здоровяк ринулся обратно в жилое помещение, а потом раздался звук бьющегося оконного стекла.
— Стоять! Полиция! Руки вверх! — раскатисто рыкнул Каретников.
— Рsia krew! — зло ругнувшись, коротышка ринулся на полицейских, доставая нож.
Каретников сделал шаг назад, а потом нырнул за правую руку поляка. Нож налётчика порхнул мимо уха полицейского, но теперь преступник развернулся в сторону Каретникова, а Анатолий Гаврилов оказался за спиной коротышки. Короткая подсечка и налётчик грохнулся на пол, хорошо приложившись головой. Нож отлетел в сторону. Пока напарник связывал коротышку, Клим осмотрел нож поляка.
— Да, тот самый, с убийства ювелира Лермана… С зазубриной ниже кончика, — сделал вывод Каретников. Пока Анатолий Гаврилов связывался с Сыскной по телефону заведения, Клим поспешил вниз. На душе плескалась муть беспокойства. Через несколько минут после звуков бьющегося окна, Каретников услышал два револьверных выстрела.
Тем временем на задворках заведения Л. Ю. Головлёва разыгралась следующая сцена. Ловко выпрыгнув из окна, Левша приземлился неудачно: почти рядом с Румянцевым и сильно подвернув левую ногу.
— Matka Boska… — охнул здоровяк и от боли закружил на месте. Но в левой руке поляка грозно блеснул револьвер.
— Stać! Policja! Rzuć rewolwer! — по-польски крикнул бандиту Викентий, а потом мгновенно перешёл на русский. — Стой! Полиция! Бросай револьвер!