Особенно Путилину запомнилась последняя фраза-наставление Карпа Леонтьевича: «Руководить — это не руками водить или приказы черкать, тут во всём нужно быть главным. Ибо без перевясла и веник рассыплется, а велик почет не живет без хлопот. Начальник, что ось рабочего колеса, вокруг неё всё и вертится, без неё и телега не двинется, какую лошадь не запрягай. Будучи начальником, придётся сто раз ответить, кто ты есть — профессиональный специалист или чиновник-карьерист. Первое, мне кажется, главнее, и о нём никогда забывать не стоит. Начальники приходят и уходят, а служба остаётся, потому что на профессионалах держится».
И как будто ставя точку в давнем внутреннем споре, Путилин уверенно произнёс вслух:
— Да, ныне я начальник Сыскной, но, в сложившихся обстоятельствах, просто обязан стать сыскарём. Найти злокозненную иглу в стоге своего сена. Найти и обезвредить, пока она не уколола ещё кого-нибудь. Надежды на помощь заместителя — Ивана Александровича Виноградова не было: с начала мая он в Петербурге отсутствовал.
Устроившись вместе с Сушко и делопроизводителем Фролом Калистратовичем Савицким в своём кабинете, Путилин начал опрос подчинённых, задавая им одни и те же вопросы: кто и что видел в камерном отделении до и во время кормления задержанных, посещали ли его другие служащие, кроме конвойных и стражников, где в это время находились специалисты отдела дознания — помощники дознавателя. Говорил, в основном, Путилин, Савицкий делал записи на листе бумаги, а Сушко наблюдал за реакцией опрашиваемых на задаваемые вопросы. У последующего обязательно спрашивалось о месте нахождения и деятельности предыдущего свидетеля. Понятно, все опрашиваемые испытывали напряжение — тень подозрения падала на всех одинаково.
В это время Вяземский занялся тщательным осмотром камерного отделения и камер отравленных налётчиков. После произошедших событий Петру Апполинарьевичу пришлось долго заниматься идентификацией следов обуви — во время переполоха и в камерах, и в коридоре наследили знатно. А он искал единственные, повторяющиеся следы обуви в обеих камерах, где содержались Митяй Лисин и его помощник. И, наконец, поиски судебного медика увенчались успехом. Две пары следов форменных сапог со стёртыми на носовой части подошвами находились лишь в камерах вожаков грабителей. Удовлетворённо хмыкнув, Вяземский принялся осматривать пространство вокруг них. В камере Лисина он нашёл тёмный потёк на самом краю вкопанного стола, а вот под самим столом лужицы не было. Привычно рассуждая вслух, Вяземский произнёс:
— Ага… Нуте-ка пожалуйте-с. Субъект трясущимися руками подавал Лисину чай, подавал да пролил на стол от страха или избытка чувств. А на полу лужицы-то нет. И где она? Да на штанине убийцы-отравителя. Неспокоен, ох, неспокоен сей персонаж. Убивать привычки нет.
Во второй камере на прутьях решётки дверей Вяземский обнаружил прилипший комок серого цвета на уровне согнутой в локте правой руки.
— Ну-ну… И здесь ты опростоволосился, стервец. Измазал рукав мундира в каше, — вслух зафиксировал находку Вяземский, спрятав в карман лупу. Теперь оставалось найти обладателя специфически стоптанных сапог и замаранной форменной одежды. Рост и возраст их хозяина Пётр Апполинарьевич уже чётко себе представлял.