— Непременно, Пётр Апполинарьевич, — Сушко не разделил скепсиса судебного медика. — Нужно ориентироваться лишь на то, что у нас есть сейчас, на то, чем можно оперировать на данный момент. В остальном, поймаем — спросим.
Конец разночтению в трактовке ситуации положил Путилин:
— Судари мои, можно спорить сколько угодно, но пока нет результата предыдущего действия, к следующему приступать нецелесообразно. Не стоит ломать копья на ровном месте. Вы оба правы, но Кулик пока жив и здоров, а Бес где-то рядом. Лавр Феликсович, вы — основной в этой операции, потому глядите в оба… Не факт, что Бес не поведёт вас от самой Сыскной или не примет на входе в Сенной рынок. Внимание, спокойствие и слаженность действий! А вот меня сейчас интересует то, на что вы оба не обратили должного внимания…
Сушко и Вяземский упёрлись в Путилина вопросительными взглядами.
— Разве вас не смущает упорность поведения Беса, граничащая с безрассудством? Преступник взял очень приличный куш, убрал ближайших и прямым свидетелей своих преступлений и… Остался на месте, чёрт его дери! Не бежал, не покинул столицу иным способом. Где резон оставаться там, где тебя непременно поймают? А теперь вспомните, что сказано в варшавской ориентировке: «Расчётливый и удачливый игрок в карты и на бильярде». Он играет с Сыскной в свои кошки-мышки — поймай меня, если голова есть и фарту хватит! И пока не закончит, никуда не денется, потому, что считает свою позицию крепкой, а себя — неуловимым. И он прав, чёрт возьми ещё много раз… Из нас нос ему ещё никто ни разу не утёр и на место не поставил. Ну прямо кум королю и брат министру… Труха уголовная, а туда же…
— Шеф, будьте спокойны, дело непременно сладится. К вечеру вы увидите Беса в камере предварительного задержания Сыскной. Обещаю ни стрелять, ни бить его по голове не будем. Пусть Бес играет в свои уголовные игры, мы будем играть по своим правилам, — успрокоил волнение начальника Сушко.
— Нуте-с, если с первой бумагой закончили, я приступаю ко второй и третьей, — произнёс Путилин, взяв со стола ещё два документа.
— Представьте себе, господа, прибалтийская полиция, наконец, разродилась сведениями о немецких парикмахерах-близнецах — брадобрее Алексе Шнайдере из Риги и мастере париков Теодоре Кохе из Ревеля. Что поделать, тамошние охранители порядка живут неспешно, как и говорят — медленно и тягуче. Однако, послушайте их ответы на мой запросы:
«Теодор Алоиз Кох, 1849 года рождения.
Ревельский мещанин из остзейских немцев. Проживал в Старом городе по улице Лай 18.
Род занятий: ученик, а с 1884 года — мастер по производству париков. Работал по специальности в парикмахерском салоне «Apollo» г-на Адольфа Штольца.
Характер замкнутый, немногословен, но всегда готов услужить клиентам. Жалоб и замечаний по обслуживанию не имел.
Холост, достаток средний. Ближайшие родственники: отец — Алоиз Кох, сестра — Марта Кох, в замужестве Зайдлиц, 32 лет, проживающие в Ревеле по тому же адресу.
Приводов в полицию не имел. В политической деятельности не замечен. В связи с этим указание об особых приметах отсутствует.
Покинул пределы Эстляндии в марте 1888 г, в связи с отбытием в Санкт-Петербург».
Путилин отложил прочитанный документ в сторону и приступил к следующему:
«Алекс Фердинанд Шнайдер, 1856 года рождения.
Потомок рижских купцов из балтийских немцев, проживал в Риге по улице Калею 4.
Род занятий: оптовая торговля сельхозпродукцией, подряды на обеспечение фуражом для армейских лошадей.
По характеру общителен. Имел целый ряд друзей и знакомых. Импозантен и нравится женщинам. Явных врагов не нажил. Азартный игрок в карты, потому имеет долги.
Холост, ближайших родственников не имеет. Родители умерли, сестёр и братьев нет.
В поле зрения полиции не попадал, политической деятельностью не занимался. Особые приметы уточнить невозможно, потому как полицейский формуляр не заводился.
Покинул пределы Лифляндской губернии в апреле сего года, в связи с отбытием в Санкт-Петербург».