— Успокойтесь, Модест Иванович, — Путилин видел, что в таком состоянии Кулик не сможет выполнить возложенную на него миссию. — А давайте-ка хлебнём чайку, у меня и сушки есть. Попейте горячего, и душа непременно на место встанет.
Кулик трясущимися руками взял стакан и сделал несколько глотков. Чай предал ему бодрости и уверенности в себе. Щёки порозовели, а в глазах появился блеск — интерес к жизни возвращался. К концу стакана перед Путилиным сидел уже другой человек.
— Пора ехать, Модест Иванович, — возвращая Кулика к реальности, произнёс Путилин. До встречи оставалось сорок минут.
— За семью не беспокойтесь, в обиду не дадим. Я, Иван Дмитриевич Путилин, вам это обещаю, — напоследок заверил Кулика начальник Сыскной, а младший помощник делопроизводителя, не прощаясь, спустился к пролётке, ожидавшей его у двери со двора здания. Возницу изображал переодетый городовой, у которого под сидением лежал револьвер.
Сенной рынок столицы отличался слишком уж демократическим характером торговли. Здесь не было разделяющих прилавков и закрытых лавок. Торговали с рук, лотков, тачек, телег или просто разложив товар на земле. Постепенно Сенной рынок превратился в средоточие бездомных, бродяг и нищих, уголовников, воров, проституток и других личностей. Вокруг рынка процветали «малинники» и публичные дома, ночлежки и притоны, например, «Вяземская лавра». «Вяземская лавра» представляла собой трущобный квартал около Сенной площади, состоящий из 13 домов, соединённых между собой. Название было дано в честь рода Вяземских, на чьей территории и возникла лавра. Само её название — саркастический топоним, полный социальной издёвки, так как «лавра» означает мужской монастырь высшего ранга, при этом в «Вяземской лавре», как и вокруг неё, царили совершенно не монастырские порядки.
Помимо торговых рядов на Сенном располагались и весьма скверные, даже опасные, питейные заведения. Вокруг Сенной площади находились многочисленные кабаки, рюмочные и доходные дома. Сенную даже прозвали «чревом» Петербурга из-за того, что там легко в вечернее или ночное время суток можно было схлопотать ножом под ребро в пьяной драке. Сенная постепенно стала неким раем для нищих, бандитов, шулеров и проституток. По сути Сенной рынок напоминал Лиговку, только меньшего объёма и не на задворках, а в самом центре столицы. В июне 1831 года именно здесь вспыхнул холерный бунт, жестоко подавленный властями. И только в 1886 году по проекту архитектора И. С. Метнера вдоль площади поставили четыре рыночных павильона из стекла и металла, отражающих европейский стиль торговли.
Ещё во второй половине прошлого века на Сенном рынке появилась первая и последняя церковь, которая называлась Церковь Спаса на Сенной. Этот храм возводился на деньги Саввы Яковлева, богатого откупщика, по просьбам столичного купеческого общества. В нём находили себе приют сироты, открылась женская богадельня, а еще существовало духовное училище. Именно около этой церкви у палатки старьевщика была назначена встреча Кулика и Беса.
Сыскные хорошо знали этот рынок — место проведения многих полицейских и розыскных акций, задержаний особо опасных и арестов рецидивистов, здесь же обретались и осведы из числа криминальных элементов. Потому ещё до появления на Сенном, Сушко распределил своих людей по местам, с которых хорошо просматривалась палатка старьевщика, похдоды к ней и окружающие торговые места. Только вот бесконечное и неконтролируемое движение людских масс, шум шагов и гам голосов торговцев и покупателей, не стоящая на месте гамма красок и лиц делали оперативное наблюдение, а тем более, крепкий визуальный контакт с объектом, сложным и крайне напряжённым, требующим пристального внимания и быстроты реакции. Самая кропотливая и ответственная для сыскаря работа — это работа в толпе, поведение и действия которой никак и никем не контролируются. Очень сложная и совершенно непредсказуемая оперативная обстановка диктовала непреложные законы сыска: всегда быть начеку, видеть и объект, и напарника по наблюдению, что бы не случилось, ждать сигнала к действию.
Палатка старьевщика оказалась крайней левой в длинном ряду, подобных ей, торговых мест, ещё левее — в пяти шагах, находилась лестница в храм. Задняя стенка палатки старьевщика не была свободной, она примыкала к следующему ряду палаточных торговых сооружений. Сыскные посчитали эту диспозицию удобной: вход и выход один — всё на виду. Справа под навесом расположился торговец рыбой. Длинноволосый и бородытый волостной крестьянин заунывно твердил: