— Да, как выразился бы Пётр Апполинарьевич «натоптали знатно». Но обратите внимание на круговой след каблуков, похоже от сапог Кулика — они все в налипшей земле. Когда Бес понял, что это ловушка, он сзади обхватил шею Кулика сгибом руки, локтём упираясь в подбородок. На подбородке виден кровоподтёк. А потом крутанул тело по кругу, придушив Кулика до состояния беспамятства. Кулик худ, но тяжёл, чтобы долго удерживать на руках, и Бес опустил его, ещё живого, на землю. А потом схватив за волосы, видите их клок налип сверху лужи крови, хладнокровно перерезал жертве герло. По следу лезвия и ровному краю раны похоже, что это снова опасная бритва. Ушёл Бес, разрезав заднюю стенку палатки той же бритвой. Вызывайте перевозку трупа в морг, а нам здесь делать больше нечего. Бес опять выскользнул, оставив меня с носом.
Через полчаса команда Сушко вернулась в Сыскную. Путилин выслушав доклад старшего агента, на несколько мгновений прикрыл глаза и закусил губу, чтобы не разразиться ругательствами. А потом распорядился:
— Скоро вечер, всем отдыхать… А я буду думать, что ещё можно сделать. И теперь это будут другие меры… Что приключилось, то уже приключилось, но, уверяю вас, конец непременно будет. Дурново оставил нам ещё два дня. Всего два дня. Авторитет Сыскной болтается на весах придворного шаркуна… И эту пару дней мы должны отработать с толком.
— Иван Дмитриевич, шеф… — Сушко попытался вставить порцию объективной информации и оправданий, но Путилин, строго посмотрев в глаза Лавра Феликсовича, бесцветным голосом произнёс:
— Господин старший агент, а вам я советую выпить водки и выспаться. Утром вы мне понадобитесь свежим, полным сил, а не сомнений и самокопания. Домой, Лавр Феликсович, домой… Отдыхать!
Глава 13
Узнай его, если сможешь, поймай, если догонишь
Вечер воскресенья выдался знобким и ветреным. Вовсю цвела сирень, а с воды набегали волны влажной прохлады, небо хмурилось серым непроницаемым полотном, но дождя ещё не было. После неудавшейся операции и гибели Кулика в душе Сушко царил полный раздрай. Ноги сами привели его на порог ресторации «У Смирнова», что располагалась совсем рядом с домом. Тихое, спокойное место с настоящим русским меню и приличной публикой. Здесь не водилось забулдыг и громких пьяных разговоров.
Радушный официант быстро принёс заказанное — запотевший графинчик водки и тарелки с холодными закусками: солеными огурцами, такими же грибами, приправленными луком и растительным маслом. Чёрный ноздреватый хлеб и горчица уже стояли на столе. От горячего Сушко отказался, он не планировал задерживаться здесь надолго. Угнетающие мысли не покидали сыскаря, потому рука сама отмерила полстакана. Сушко выпил их залпом и прикрыл уставшие глаза. Через несколько минут внутреннее состояние Лавра Феликсовича изменилось: на лбу выступили капли пота, а внутри разлилось долгожданное умиротворение — равновесие души и реальности бытия.
— Кулик — сволочь и гад ползучий, но его смерть на моей совести, а Бес опять на свободе, — тихо, почти про себя, Сушко начал тяжёлый диалог с самим собой. Жаль, рядом не оказалось Вяземского или Каретникова, но поговорить очень хотелось. — А Бес снова ушёл, оставив нас в дураках… Нет, лично меня. Как сыскарь глуп и бесполезен оказался ты, Лавр Феликсович… Никчёмный охранник из тебя получился, того и гляди, самого уведут без возврата. Чёрт побери, а Вяземский оказался прав. Опять прав, и сейчас не преминул бы высказать своё осуждающее «ну-ну»… Согласен, Пётр Апполинарьевич, на этого зверя нужен не силок, а настоящий капкан, из которого не вырываются и не уходят. А времени осталось два дня… Всего лишь два дня.
Тут Сушко вспомнил о закуске и с удовольствием захрустел солёными огурцами, а потом умял и грибы, только теперь вспомнив, что кроме холостяцкого завтрака в желудке ничего не было. Сытому на ум пришли другие мысли, которыми он поделился с собой:
— Холостому плохо, но терпимо и привычно… Потому что правильно. Ну нет у меня семьи, значит нет больного места, за которое может ухватить каждый уголовник. Потому половина моих агентов с этим не торопится, а холостой холостого понимает лучше. Делая, он лишь за себя отвечает. Сгинет, и тем никого не огорчит и по миру не пустит. Женщины одно, а семья и дети — совсем другое.
Сушко неспеша вылил остатки водки в стакан и выпил, закусив чёрным хлебом с горчицей. Удовлетворено хмыкнув, Лавр Феликсович оставил деньги на столе, а сам двинулся к стойке. Показав значок, Сушко попросил предоставить доступ к телефонному аппарату. На другом конце отозвался Вяземский: