Состав поезда «Санкт-Петербург-Москва» стоял на центральной платформе. Посадка в вагоны третьего класса начиналась за тридцать минут до отхода поезда. Пассажиры первого и второго класса сдавали чемоданы в багажный вагон и шли завтракать в вокзальный ресторан. Так что пространство по обеим сторонам состава оставалось свободным и хорошо просматриваевым. Сушко встретился со старшими полицейских нарядов и решил вопрос расстановки сил. Два наряда страховали поезд со стороны окон купе, ещё два — со стороны перрона. Сигналом для помощи должен был стать звук железнодорожного свистка, ими были обеспечены все служащие вокзала. Железнодорожным Сушко передал две газеты с портретом Беса. Ещё немного времени ушло на контакт с жандармами в штатском, которые непринуждённо прогуливались по перрону вдоль поезда. Им Сушко передал две последние газеты.
И вот сыскные заняли свои места. Каждый у своего вагона. Лавр Феликсович и Клим Каретников выбрали соседние, для пассажиров второго класса. Время шло, агенты томились в ожидании нужного пассажира. Он появился за тридцать минут до отхода поезда. Высокий, плечистый светловолосый субъект в дорогом бежевом плаще нараспашку, из-под которого виднелся дорогой костюм-тройка, того же цвета, а на голове красовался коричневый фетровый котелок, остановился у первого вагона второго класса, у которого стоял Каретников. Пассажир улыбнулся Климу и предоставил билет во второе купе. Каретников, внимательно изучив документ, удовлетворённо кивнул, а потом почесал ухо — знак для Сушко и остальных — преступник здесь и входит в вагон.
— Милости просим, господин Ефремов, благоволите открыть вам купе? — поклонившись, подобострастным тоном произнес Каретников и по лесенке поднялся в вагон, в его руке сверкнул поездной ключ от дверей купе, пассажир последовал за ним.
Сушко, проводив Каретникова взглядом, дал знак общего сбора. Полицейские обложили вагон с обеих сторон, не входя в зону прямой видимости, жандармы встали у его дверей. Пошло пять минут, но Каретников не возвращался и никаких знаков не подавал, его свисток молчал. И, одолеваемый неприятным волнением, Сушко поднялся в вагон, придерживая под мышкой трость. Коридор вагона был пуст, и лишь дверь 3-го купе оказалась приоткрытой. Сушко всеми фибрами души почувствовал острый запах беды, и двинулся к приоткрытой двери, а потом медленно раздвинул её до половины.
На краю дивана расположился, теперь совершенно узнаваемый, человек, никакой парик и грим не смогли скрыть его истинного лица.
— Господин Глеб Валерьянович Ефремов? — приложив руку к фуражке, спросил Лавр Феликсович.
— Да, милейший, чего желаете? Я ещё ничего не просил, — вопросом на вопрос ответил субъект.
Сушко впервые услышал голос человека, которого много раз пытался задержать. Отбросив сантименты, Лавр Феликсович присел на противоположный диван, держа в левой руке трость, а потом жёстко произнёс:
— Лех Казимирович Туск, он же Адам Францевич Мазовецкий, он же Алекс Шнайдер, а попросту Лешко Бес или Цветочник, ваш путь закончен и ваш поезд никуда не пойдёт. На выход! И без глупостей.
Глаза Беса стали узкими, словно лезвие бритвы, а потом распахнулись, выплеснув на Сушко всю ненависть, презрение и злобу, кипевшие внутри. Рот убийцы скривился в волчьем оскале, губы сжались, но, вместо голоса, послышалось шипение:
— Падло легавое…
В следующее мгновение преступник, отвлекая внимание сыскного, левой ногой пнул дверь купе по замку и она задвинулась, как крышка мышеловки или створки капкана. Но взгляд Сушко не последовал за этим движением Беса. Тут правая рука убийцы вспорхнула, блеснув лезвием бритвы, которое устремилось к шее Сушко. Лавр Феликсович чуть отклонился назад и принял, падающую на него, кисть убийцы на ручку трости, снабжённую декоративными металлическими накладками. Хрустнули кости ломающегося лучезапястного сустава Беса, и бритва серебристой рыбкой скользнула на пол. От боли лицо убийцы побледнело, на лбу выступил пот, а из глотки вырвалось хриплое:
— Умри, дьявол…
Из левого рукава Беса появился длинный нож, а через несколько мгновений, левая кисть уже держала его боковым хватом. И смертоносное железо, описав дугу, понеслось в правый бок сыскного. Лавр Феликсович, уходя от смертельного удара в печень, рефлекторно отклонился назад и вправо. Клинок вспорол воздух у самого бока полицейского. Ударом предплечья по вооруженной кисти Беса, Сушко сбил направление летящей смерти, но нож не выпал из руки убийцы. Только лезвие теперь смотрело в сторону его груди. И тогда Сушко всем телом навалился на руку с ножом, и тот, как сквозь масло, зашёл под правую мышку Беса, который теперь оказался прижатым к спинке купейного дивана, и потому был совершенно беспомощен — кисть безвольно разжалась и освободила рукоятку ножа. Только сейчас Сушко стал соображать трезво и взвешенно: боевой дух, наконец, отпустил его. Одиннадцать послевоенных лет не прошли впустую — офицер-разведчик генерала Скобелева не растерял военной хватки, отработанной сотней боевых схваток и боёв в ограниченных пространствах. В экстремальных условиях боя Сушко становился подобен заводной механической кукле: он автоматически отражал удары и сам их наносил, лишь после окончания сражения оценивал урон среди своих и потери врага.