- Значит, уже в столице? - Шиалистан прошелся к столу орехового дерева - добротной столешнице на трех ногах. Откинул крышку шкатулки и задумчиво поглядел на два кошелька с монетами. Выбрав тот, что толще, кинул гонцу.
Сутулый подхватил кошель точно голодная собака мясную кость, жадно вцепился узловатыми пальцами, перебирая монеты сквозь тонкую кожу.
- Я ехал впереди, но у самых городских ворот они меня нагнали. Я задержался, поглядел, куда направились. Остановились перекусить в "Железном вепре".
- Там остались?
- Я не стал дожидаться, господин. - Будто чувствуя, что мошну могут отнять в любой момент, сутулый сунул ее за пазуху, отмахнулся от несуществующей мухи, и заговорил снова. - Спешил к вам, господин, чтоб скорее весть донести. Уж не знаю, как этот мальчишка его взял раньше, но только Дратов бастард ни жив, ни мертв был.
- Ладно, иди. - Рхелец показал гонцу спину и дождался, пока за тем закроется дверь.
Оставшись один, он вышел через арочный проход в левой стене своих покоев, преодолел коридор и вышел на балкон. Гранитная платформа выходила далеко вперед, окруженная кованными решетками, наглухо вставленными в каменный остов круг балкона. Фарилисса говаривала, что здесь у него персональная клетка. Шиалистан не разделял ее мнения. По его вкусу балкон походил на тюремные камеры Рхеля - холодно, студено от ветров с трех сторон света. Но, как ни странно, именно здесь Шиалистану думалось лучше всего, будто голова, подстегнутая гнетом камня и ветра, начинала работать вдвое скорее.
Чуть больше десяти дней назад, он получил весть из Рхеля, которая одним махом нарушила его планы. С одной стороны, в ней не было ровным счетом ничего нового - то, что Фарилисса родила свою крысенышку не от императора-полудурка Шиалистан знал уже давно. И тогда это известие пришлось кстати: регентствующая королева, так лихо отлучившая рхельца от трона, на котором тот уже чуть ли не сидел, неприятно удивилась, когда Шиалистан заявился в ее покои. Он не любил тянуть время и играть, особенно в те моменты, когда все решало время. Бывший регент при свернувшем шею пацаненке, не желал надолго отлучаться от государственных дел, поэтому ему хватило получаса, чтоб показать зарвавшейся бабенке, кому она перешла дорогу. Дасирийская шлюха заламывал руки, шипела, брызгала слюной, но Шиалистан стоял на своем - либо он тот час пойдет в Храм всех богов и пред светлые лики святых изваяний раскроет ее обман, либо Фарилисса соглашается на их с Нинэвел скорый брак. При этом, сказал Шиалистан, он не станет отлучать ее от дел. Конечно, получив корону и императорское кольцо с печатью, он по праву станет императором, но отсылать от двора мать своей малолетней жены ему без надобности; рхелец посулил ей место в совете и пожизненное содержание. Шиалистан так или иначе не собирался упускать ее из виду, помня, что змею лучше крепше держать за хвост, а не пускать обратно в траву и гадать - не вздумает ли гадина укусить снова. Но регентствующая императрица, на радостях, что ее обман останется тайной, а она сохранит и голову и насиженное место при дворе, не увидала подвоха в щедрости будущего зятя.
Уже на следующий день, под громкий звук колокола над Храмом все богов, Шиалистан объявил, что испросил согласия на брак с Нинэвель, и, получив его, клянется перед богами быть верным мужем и справедливым правителем. А чтоб подтвердить свои благие намерения, объявил о празднестве для всего народа. Люди ликовали, мраморные изваяния богов Эрбоса глядели с укором. Шиалистан никогда не был набожным, редко чтил богов молитвами и ходил с подношениями лишь по большим праздникам. Но здесь, в Дасирии, народ почитал веру больше всего и рхельцу пришлось перенять традиции. "Хочешь править нами - стань одним из нас", - любил говорить его дед, чистокровный дасириец Леат из рода Димаар, отец невинно убитой красавицы Бренны, первой жены Тирпалиаса Сумасшедшего. Леат и весь его древний род с целой кучей родни, так и не смогли простить смерти Бренны. Смерти бессмысленной и жестокой. Потому, стоило Шиалистану вернуться из Рхеля, где он воспитывался под присмотром дяди, весь род Дамаар тут же вступил с ним в сговор. Шиалистан знал, что такое кровная месть и поэтому охотно принял распростертые объятия дасирийсой родни. И даже почти простил им долгие годы отречения.
Но дед знал дасирийцев и оказался весьма полезен в своих наставлениях. А еще у него было золото, железные рудники, хорошо укрепленные земли и замок. Ко всему этому Шиалистан щедро добавил звание советника-казначея.
И вот, когда спорилась подготовка к брачному торжеству, прибыл гонец из Баттар-Хора. Шиалистан долго не мог простить дяде предательства. Как мог Ракел выдать секрет? Он же клялся, что никому, кроме него, Шиалистана, ни полсловом? Что заставило Ракела предать? Чем прижала его сука Ластрик?
Теперь, когда он уже почти достиг цели, Катарина взяла верх и здесь. Как ей только удается всюду совать свой нос, таремская гадюка!
Шиалистан не был бы уверен, что дратова бастарда притащил именно ее прихвостень, но мальчишка, как его описал гонец, походил на того серого недоросля, которого иногда видели при Катарине. Спит она с ним что ли, размышлял Шиалистан, разглядывая безоблачное небо над Иштаром. Даже ветер улегся.
А рхельцу хотелось ветра, бури и проливного дождя. Что за напасть, куда ни глянь - всюду по швам трещит. Шиалистан хотел сорвать злость на рабыне, что беззвучно подошла сзади, будто безликая бесцветная тень, но сдержался. Женщина протянула кубок с терпким вином - Шиалистан так озадачился дурными известиями, что забыл как просил подать ему хмельного.
- Погоди, - задержал он ее, когда рабыня так же тихо собралась покинут покои господина. - Отнесешь письмо Кеджи́.
Рабыня замерла, точно ступни ее вросли в камень. Шиалистан вернулся в покои, отставил кубок. Служанка пошла следом. Он чиркнул несколько строк на пергаменте, свернул его и терпеливо выплавил несколько капель сургуча. Оставив оттиск перстня, передал послание женщине. Та ловко спрятала его в широком рукаве, поклонилась и исчезла, не нарушив тишины.
Дожидаясь пока явится тот, за кем послал, Шиалистан вызвал к себе двух. Они явились вскорости: пристарелый сухой корень - хронолог Гиршет, с распухшим старым томом в руках, и Жи́вии - единственная женщина среди приближенных регента. Живии Орис-Фарован было около двадцати пяти лет, десяток из которых женщина провела с мечом в руке. Судьба ее была незавидна - некогда славный род воинов оборонял границы Рхеля, верой и клинком служил своему государству и всегда сдерживал натиски дасирийцев. Говорили, что Орис-Фарованы хвалились, будто кровь их идет от Перворожденных шаймерцев. Так ли это - никто не знал наверняка. Живии не любила говорить о своих предках, с тех самых пор, как очередная война с Дасирийской империей разом лишила ее и дома, и семьи. Никто не выстоял в том сражении, пали отец и братья. Даже мать и младшую сестру нашли изрубленными. Живии тогда вошла в самую пору юности и ее "пощадили": бросили животом на отчее ложе, привязав руками и ногами к резным столбикам балдахина, и всяк, кто хотел, мог огулять молодую дворянку. Девушку спасли подоспевшие рхельские войска. Восемь месяцев она молчала, пока росло ее чрево, не проронила ни звука даже когда разродилась двумя близнецами. Живии заговорила только когда собственноручно свернула шеи обоим, еще до того, как жрецы обрезали пуповины. Кричала, стонала и убивала. По законам Рхеля за детоубиство грозил костер, но последнюю из Орис-Фарован не тронули.
С тех пор Живии всегда коротко стригла волосы, носила доспех, заслужила славу даже меж воинов-мужчин, и сражалась так, будто каждый раз шла на погибель. Воины говорили, что она ищет смерти в бою, но богам угодно мучить ее жизнью: ни меч не берет, ни стрела, ни чары. Ракел настоял, чтоб племянник взял Живии ко двору. Женщина противилась, плевалась, грозила пускать кишки каждому дасирийцу до тех пор, пока сможет держать клинок. Для Шиалистана так и осталось загадкой, каким речами дядя уговорил воительницу умерить пыл, но Живии отправилась в Иштар, и более не роптала. При дворе ее побаивались - женщины называли "черной девой", а мужчины молчаливо пускали вслед рхельке суровые взгляды, полные ненависти.