— Ага! Выдра! Выдры — на озере…
— А этот где?
— В горелом сосняке! Где ямы…
— Так это ж в самом деле частная территория! Её семь лет назад приватизировали. Чего ты хотел-то?
— А чо?
— Чо! — передразнила она. — Когда чокать бросишь?
Юный бунтарь поднялся с корточек, отправил обёртку в пластиковое ведёрко для мусора и враждебно покосился на прислужницу частного капитала.
— Всё равно вылью, — буркнул он.
И вышел.
Имение Устряловых называлось «Сосны». На самом деле сосен никаких не было — выгорели ещё в доисторические времена, когда Стасик только собирался появиться на свет, так что здесь у него железное алиби. Обугленные пни корчевали уже при нём, хотя этого он не запомнил — был крайне мал.
До некоторых пор особой ценности в мальчишеских глазах невзрачная пустошь не представляла, однако нынешней весной нанятые Прокопием Саввичем узбеки вырыли там прекрасные глубокие ямы, в которых можно было спрятаться с головой или, скажем, что-нибудь взорвать. Да и холмики вынутого грунта, если подумать, тоже бы на многое сгодились.
Территорию обвели проволокой, поразвесили красных тряпочек и начали оттуда гонять, после чего перекопанный пустырь стал для местной пацанвы самым притягательным местом.
А тут ещё и суслик — возможно, единственный во всей пойме!
Ну и как после этого прикажете относиться к буржуину Савке?
Честно сказать, Устрялову-младшему на огороженном участке тоже играть запрещалось, но он оправдывался тем, что бегает туда отнюдь не для игры, а для охраны семейной собственности от дачных нищебродов. Хозяин он или не хозяин, в конце-то концов!
— Вот он! Хватай его!..
— Мать не видать! Здоро-овый!..
— Укусит!..
— В яму гони!..
Загремело отброшенное ведро, троица кинулась в погоню. Однако вылитая из норы дичь проявила сообразительность и, даже не пытаясь укрыться в одной из многочисленных квадратных дыр, представлявших собой готовые западни, просто пустилась наутёк.
На пустыре стало шумно.
— Лох!..
— Олень!..
— А чо я? Вырвался!..
— Лови!..
Зверёк улепётывал, петляя меж бугров рыхлого грунта. Но, когда уже казалось, что он сейчас достигнет края перекопанной пустоши и навеки сгинет в кустах, чутьё ему всё-таки изменило — влетел в предпоследнюю ловушку.
Ликующий вопль вырвался разом из трёх глоток. А вот то, что произошло потом, иначе как беспределом не назовёшь. На издырявленном ямами пустыре откуда ни возьмись объявился ещё один зверолов, причём в двух шагах от провала, в который как раз и угодила чужая законная добыча. На глазах оторопевших загонщиков веснушчатый голубоглазый пришелец отбросил наполненную водой пластиковую бутылку и тоже провалился сквозь землю. В прямом смысле.
Сейчас выскочит из ямы, держа суслика за шкирку, — и поминай как звали!
Не выскочил.
И вот почему: зверька в яме не обнаружилось, хотя податься ему было вроде некуда. На плотно убитом дне (спрыгивали туда, понятное дело, не однажды, потому и утоптали) валялся только толстый смолистый обломок соснового корня.
Браконьер ошалело осмотрел земляные стены. Ни норы, ни дыры. А когда вскинул глаза, над ямой уже склонялись три разъярённые рожицы: две смуглые и одна белёсая.
Ларион Космыгин уловил за спиной некое движение и оглянулся. Это был Стасик, явно пытавшийся незаметно проскользнуть мимо отца в дом.
— Стоять! — скомандовал тот.
Кошмарное дитя было захвачено врасплох. Остановилось. Плечи виновато сведены. Что-то, ясное дело, натворил. Пластиковой бутылки в руках уже нет, зато имеется какая-то увесистая смолистая деревяшка.
— Повернись!
Повернулся. Нижняя губа припухла, под голубеньким ангельским глазом — набухающий синяк.
— Кто тебя?
В смятении пошевелил расквашенными губами.
— Да эти… не знаю… чужие какие-то… не отсюда…
— Врёшь!
Следует заметить, что внешность интеллигент Космыгин имел отнюдь не интеллигентскую. Временами даже устрашающую. Бритый череп, тяжёлый подбородок. Браток братком.
— Кто? — жутко прохрипел он. — Где?
Стасик шмыгнул разбитым носом, глаза забегали.
— Чего молчишь?.. — громыхнул Ларион — и вдруг догадался сам. Догадка была страшна.
— Ты что… с Савкой опять? — спросил он, холодея.
— А чо они?.. — остервенело отвечал отпрыск. — Втроём на одного!..
Душа Лариона Космыгина издала неслышный миру вопль. Да что ж это такое делается? Собираешься занять на недельку полсотни у Прокопия Саввича, а твой родной сын — как нарочно! — учиняет рукопашную с Саввой Прокопьевичем!