Вдруг в мельтешении дней, заполненных суетой, посреди ослепительно-яркого, солнечного, на мгновение находило на него странное, далекое, утраченное, на миг будто сердце замирало от этих отзвуков позабытого — и будь то на улице» или среди веселого застолья — какой-то неясный голос словно окликал его, и он задумывался, усиленно старался что-то вспомнить... Что это, чей это голос? А ведь казалось — уже ничего, вроде бы» и не нужно, добился многого — в свои тридцать два года он деловой и денежный туз, крупный воротила, люди перебегают улицу, чтобы приветствовать его, подобострастно заглядывают в глаза, ловят любое его слово, угадывают желания, его вечно окружают друзья... впрочем, нет — приятели, впрочем, и это не верно, скорее — прихлебалы, блюдолизы, но не в этом дело, а дело в том, что он фигура, хоть и неизвестен, но туз в своем кругу, в своем роде — некоронованный король. Король! Чего же еще? Но нет-нет да и возвращалась заросшая временем горечь, обжигая, заставляя растерянно искать чего-то настоящего в жизни, что казалось, давно уже растаяло. Тогда, чтобы избавиться от этого гнетущего чувства, он начинал перебирать в памяти текущие, неотложные дела, благо — дел было хоть отбавляй. Вот и теперь — что нужно в ближайшие дни, что сделано — человек надежный послан в Ереван, попробует уломать старого жмота, а там, глядишь, и снова все восстановится... расплатится с долгами... Но вот опять накатило, ожгло — вспомнился мальчик с руками, испачканными глиной, глядящий с трепетной печалью во взгляде. Да что это за наваждение! И было ли, в самом деле?..
— Ну, ты у нас король! Прямо король! — к нему тянулся поцеловать уже порядком пьяный золотозубый. — Из любой ситуации вырвешь...
— Не приставай, — он решительно отпихнул золотозубого, но голос прозвучал далеко не так повелительно, как привыкли слышать. Устало, просяще, рассеянно, проговорил чей-то чужой голос,
— Что с тобой?
Компания за столом напряженно притихла, все уставились на него. Он заставил себя улыбнуться. Жалкая вышла улыбка — он увидел ее в зеркале на стене ресторана, но если б даже не увидел, знал — жалкая.
— Ничего со мной, — проговорил вяло, неохотно. — Устал. Пойду пройдусь.
Он кивнул сидящим за столом, встал, вышел из кабинета, пересек большой, гремящий музыкой зал и вышел на улицу. На углу его ждала машина с личным шофером, которого он брал обычно в тех случаях, когда шел пить. Он направился к машине, но тут вдруг почувствовал, что ему будет противно садиться в нее, остановился. Машина сейчас же подкатила, а шофер с готовностью распахнул дверцу. Зохраб покачал головой.
— Поезжай. Не нужен.
Удивленный шофер отъехал и, развернув машину, медленно поехал вслед за Зохрабом — вдруг хозяин передумает, захочет сесть.