Смерть неопределённо пожал плечами, прикусил самокрутку зубами и затянулся. Дым заструился из всех отверстий черепа, отчего его голова приобрела сходство с маленькой туманностью.
— Скоро твой Час Посещения — опять пропустишь? — не отставал назойливый Голод. — Ты же дольше всех нас работаешь — не надоело ещё? Чума вон, даром что самый молодой — сам знаешь какую толпу всякий раз собирает вокруг себя. Один СПИД чего стоит. Чую, скоро менять тебе хозяина, дружище! — он легонько дёрнул белого коня за хвост и тут же схлопотал этим хвостом по физиономии.
Смерть смахнул с плаща маленький камешек и подпёр челюсть костлявой рукой.
— Ну-у, не знаю, — нехотя протянул он. — У меня работа как-никак самая ответственная, всё время кажется, что не справятся. Какие-то они все мелкие, невзрачные.
Голод насмешливо прищурился:
— Может, ты стесняешься? Подобрать тебе кого-нибудь?
— Да пошёл ты!.. — свирепо клацнул челюстями Смерть.
— Ладно, как знаешь... — ничуть не обидевшись, продолжал Голод с ухмылкой. — Надумаешь — говори прямо, мы же друзья, нас стесняться нечего.
Смерть выплюнул в сердцах самокрутку и рывком надвинул капюшон.
— О, а вот и моя красавица прибыла! — оживился Голод, подхватываясь и отряхивая подол накидки.
Измождённая девочка-подросток вышла из ворот Школы, приблизилась к Всадникам и буркнула под нос что-то невнятное, но явно приветственное. Огромные тёмные круги под глазами делали её похожей на диковинную сову — если, конечно, у сов бывают такие запавшие щёки.
Потрепав преемницу по тощенькому плечу, Голод покопался в складках рубища и извлёк на свет карамельку в замусоленной обёртке. При виде конфеты и без того огромные глаза девочки расширились до предела, она зажала рот, замотала головой и отступила на пару шагов.
— Видали? — Голод бросил на остальных гордый взгляд и бросил карамельку в рот прямо в обёртке.
— Да уж... — уважительно прогудел Война. — Крутая малявка. Тебя, проглота, втроём от жратвы оттаскиваем, а эта сама отказывается...
— Ты, кстати, тоже не особо тяни с заменой, — наставил на него палец Голод. — А то уже стыдно смотреть — раньше десятками лет без передыху вкалывал, а сейчас месяц-другой — и уже скис...
— Да будет, будет тебе замена, — скривился Война.
— Ага, тебе только поверь! Кто нам столько времени своей Холодной племяшкой головы морочил?
Война насупился и отвернулся.
Сзади послышался шорох: Чума не стал ждать, пока Голод примется за него, тихо взял коня под уздцы, отвёл его к ручью и сейчас увлечённо орудовал скребницей.
— Видишь, в каких условиях приходится работать? — пожаловался девочке Голод, выколупывая из зубов кусочек обёртки. — Нет, вообще-то это хорошие дяди. Только им нельзя давать расслабляться. Учти на будущее.
Девочка сглотнула слюну и кивнула.
— Ну-с, милая Диета, — вытёр палец о рукав Голод, — расскажи-ка мне суть нашей специализации и перечисли своими словами её отличия от трёх других.
За сувенирами
Всадники Апокалипсиса ехали по узкой улочке и в три голоса мурлыкали, тададамкали и насвистывали довольно приятную мелодию. Лишённый музыкального слуха Смерть выстукивал зубами общий ритм. В ключевые моменты кто-то из них на мгновение становился видимым, и тогда закоулки оглашались диким кошачьим фальцетом, прекрасно вплетавшимся в партитуру в качестве верхней ноты.
Доехав до перекрёстка, Всадники остановились. Время было слишком раннее, и лишь кое-где в густом утреннем тумане проплывали силуэты молочников, газетчиков и проституток.
Четверо терпеливо ждали. Наконец из белой дымки выплыло тёмное пятно в сюртуке и цилиндре. Владелец цилиндра, чуть подвыпивший толстяк, шёл неторопливо, пытаясь при помощи трости сохранять достоинство вкупе с равновесием. Война, давно сочтённый тремя голосами против одного самым человекообразным из четвёрки, тронул поводья и направил жеребца к прохожему. Увидев надвигающуюся громаду коня и небритого верзилу с мечом за спиной, толстяк в панике попятился и вжался в стену. Смерть неодобрительно посмотрел в спину Войне и с нажимом кашлянул. Война никак не отреагировал, зато нервно дёрнулся толстяк. Его взгляд упал на троицу, застывшую у погасшего фонаря, пробежал по тусклому золоту весов Голода, задержался на луке Чумы, остановился на белой скуле Смерти и начал медленно стекленеть.