— Здесь пообедаем, — сказал Эркин. Он открыл багажник с встроенным автохолодильником и предложил Диле развязать рюкзак. — Будь хозяйкой и не обижайся. У тебя юмора еще меньше, чем у Марины Влади. Зато ты много красивее и на тридцать лет моложе. Или на двадцать. Ты не знаешь, сколько ей лет?… И не обижайся. В прошлом году мы были в том колхозе на хлопке, я познакомился с этим Туйчи. Неужели ты думаешь, что он в самом деле придет в гости? И вообще. Если бы я сказал, что ты моя сотрудница и мы вдвоем едем в командировку в горы, что бы он про тебя подумал? Он же не совсем дурак. И потом, это такая ложь, которую легко исправить. Мой отец уже пять лет назад хотел меня женить. Да и ты, как я слышал, собиралась замуж в прошлом году.
Он сам расстелил скатерть, расставил еду, достал из холодильника бутылку шампанского с черной этикеткой. Он опять заговорил о чувстве юмора, которое жизненно необходимо каждому ученому и вообще каждому современному человеку. Дильбар молчала. Она в самом начале пути предчувствовала, что юмор Эркина ей лично веселья не сулит.
Обедали они под песни Аллы Пугачевой. Эркин пересказывал то, что Диля знала из сборников «Физики шутят» и «Физики продолжают шутить». Она понимала, что ее спутник слегка обескуражен. Видимо, он все представлял себе иначе. Потому никак не может сойти с колеи. Эркин содрал серебро с горлышка бутылки, но Дильбар весьма твердо сказала, что пить не будет и с пьяным водителем дальше не поедет.
— С женщинами не спорят. Во-первых, это невежливо, во-вторых — бесполезно.
Ее спутник растерял часть самоуверенности, это успокаивало.
— Кстати, я до сих пор не уверен, что у нашего директора с юмором порядок. Это важный параметр для определения его научного потенциала.
— Во всяком случае, чувство юмора, как вы его понимаете, изменило ему, когда он решил послать нас вдвоем в командировку за летающими тарелками.
— Он тут ни при чем. Он сказал, что я могу взять трех человек. Я предложил Амина и Бахтияра. Он сказал, что они слишком заняты. И дал мне свободу выбора из младших или лаборантов.
— Понятно, — сказала Дильбар. Она собрала посуду и стала мыть ее в речке. Эта работа, свежесть горной воды и красота ущелья вернули ей спокойствие. В конце концов, ничего плохого не произошло и не произойдет, а Эркин потому так противен, что очень похож на ее бывшего жениха. Их вообще много развелось — этих благополучных мальчиков с машинами, купленными родителями, с диссертациями, сделанными руководителями. Ее жених был этой же масти. И «Жигули» у него были, только другой модели. Жениха звали Анвар. Он был уверен, что скоро сменит машину и у него тоже будет «люкс». Бывшего своего жениха Дильбар про себя чаще называла не по имени, а — «жених». У них была общая родня в Самарканде, родня и сосватала. Вначале шло как положено, скромные визиты, вместе ходили в театр, прорывались на закрытые просмотры в Дом кино. Он знал, что модно, как об этом следует говорить: Феллини, Антониони, Бергман. А однажды Диля узнала от подруг, что у ее жениха есть девушка, очень красивая, русская, чуть его постарше, даже дом ее показали. Звали ее Лариса, жила она на Чиланзаре в однокомнатной квартире. Сначала Дильбар не поверила, рассказала об этом старшей сестре Анвара, женщине трезвого ума, разведенной и бездетной. Сестру звали Мухаббат, в доме сокращенно — Мухой.
— Не обращай внимания, — сказала Муха. — Он же не мальчик, ему надо. А тебя он любит и бережет.
Почему-то особенно неприятно было это «любит и бережет». С женихом Дильбар про это не говорила, но и Муха, видимо, ничего не сказала брату. А может, сказала, потому что он стал еще внимательней.
Эркин опять включил Высоцкого. Настойчивость его превращалась в примитивность.
Нет, эта песня не была лучшей у Высоцкого, решила Дильбар и тут же услышала противоположную оценку Эркина.
— Обрати внимание:
Лариса умерла за две недели до свадьбы. Дильбар сказали, что это самоубийство. Просто подошла на улице какая-то девушка и сказала: из-за вас один человек умер.
Она сразу поняла, о ком речь, и пошла к дому, где жила Лариса. На лавочке сидели старухи, и Дильбар, сама не зная, откуда взялась у нее смелость, спросила: