Самообладание покинуло Николаса, и он хрипло застонал. Каждый мускул в его большом теле дрожал, пока он расстёгивал и снимал её платье. Дикий свет в его глазах подсказал ей, что он может причинить боль, если она станет сопротивляться, и это напомнило ей о нескольких ужасных моментах их свадебной ночи, но пугающее видение быстро исчезло, и она устремилась ему навстречу. Её пальцы дрожали, расстёгивая его рубашку, её губы жадно ласкали его поросшую волосами грудь, заставляя сбиться его дыхание. Когда она дотянулась до его ремня, он вынужден был помочь ей, нетерпеливо сбросив брюки, лёг на неё.
Своим ртом он поил умирающую от жажды женщину, своими руками он доводил её до исступленного восторга, где бы ни прикасался к ней. Джессика отдавала ему себя искренне, нежно, послушная каждой его прихоти, и он вознаградил её десятикратной заботой, жарким желанием доставить ей наслаждение. Она любила этого мужчину, любила всем сердцем, и внезапно он стал всем, что имело для неё значение.
Когда Джессика спустилась с небес на землю, то обнаружила, что лежит в его объятиях, её голова покоится на его плече, а он лениво гладит её тело, как насытившийся кот. Улыбаясь, Джессика подняла голову, чтобы посмотреть на него и увидела, что он тоже улыбается, — торжествующей, удовлетворённой улыбкой. Его чёрные глаза смотрели лениво и пресыщено, когда он встретил её пристальный взгляд.
— Я понятия не имел, что беременные женщины настолько сексуальны, — растягивая слова, произнёс он, и пылающий румянец обжёг её лицо.
— Не смей дразнить меня сейчас! — возразила она, не желая чем-нибудь испортить невероятное ощущение тепла, которое всё ещё окутывало её.
— Но я вовсе не дразню тебя. Видит Бог, ты была желанна и прежде, но теперь, когда я знаю, что внутри тебя растёт мой ребёнок, я не хочу отпускать тебя от себя даже на минуту, — его глубокий голос зазвучал ещё более низко и хрипло. — Не думаю, что смогу держаться подальше от тебя, Джес.
Она молча играла завитками волос на его груди. Этот день изменил всё, и, прежде всего, её собственное отношение к нему. Она любила его, и была беспомощна перед этим фактом. Она должна отбросить все обиды и сосредоточиться на своей любви, иначе жизнь потеряет всякую ценность, потому что она привязана душой и телом к этому мужчине. Возможно, он не любит её, но, конечно, она ему небезразлична. Она отдала бы ему свою любовь, окружила бы такими сильными нежными узами своего сердца, что когда-нибудь он тоже смог полюбить её. И у неё было мощное оружие — ребёнок, которого она носила. Николас будет обожать малыша.
Гнетущее беспокойство, терзавшее её ранее, ушло. С тех пор, как они вернулись на остров, её ужасала мысль, что он будет заниматься с ней любовью, её часто посещали противоречивые, но всё ещё мучительные воспоминания об их свадебной ночи, и той, другой ночи, которую она провела с ним. Но этим днём, в золотом солнечном свете, он доказал ей, что любовные ласки могут быть и очень нежными, и удовлетворил её, используя всё свое любовное мастерство. Она знала теперь, что со временем те горькие воспоминания исчезнут, растворятся в новых впечатлениях о ночах в его объятиях.
— Больше никаких одиноких ночей, — зарычал он, вторя её мыслям.
Николас навис над ней, его смуглое лицо стало жёстким, почти жестоким от вновь вспыхнувшего желания. К несчастью, Джессика всё ещё думала об их свадебной ночи и замерла встревожено, когда увидела, что его глаза смотрят на неё так же, как и тогда. Прежде чем она смогла остановить себя, её руки упёрлись в его плечи, и она выкрикнула:
— Не трогай меня!
Он дёрнулся, как будто его ударили, лицо побледнело.
— Не переживай, — глухо проговорил он, рывком поднялся с кровати и схватил брюки. — Я сделал всё, что мог, я думал только о том, как помириться с тобой, а ты швырнула мне всё это в лицо. У меня больше нет аргументов, Джессика, и нет больше доводов. Я устал, чёрт побери, устал…
Его голос прервался, он рывком натянул брюки. Джессика справилась с леденящим ужасом, охватившим ее при осознании того, что она натворила.