— Папа, ты не уедешь сегодня, правда?
Лицо ее светилось, глаза улыбались.
— Не уеду.
Позавтракав, дочка убежала во двор. Ильин сел на диван рядом с Надей, обнял за теплые плечи.
— Как чувствуешь себя? Не беспокоит? — кивнул он на выступающий под свободным халатиком живот.
— Наверное, мальчишка будет. Иной раз так ворохнется, что сердце заходится, — Надя погладила свежевыбритую, пахнущую одеколоном щеку мужа. — Ты похудел.
Ильин мягко обхватил ладонями ее голову, притянул к себе, заглянул в глаза. Она уже знала, что случилось час назад, почему он стрелял. Ильин видел, как подрагивали ее пушистые ресницы, и где-то в текучей глубине глаз с шоколадными зрачками улавливал тревогу. Понимал, ее беспокоил этот утренний случай, она боялась того, что грозило ему, тревожило и все то, что стояло за его постоянными бдениями на границе.
— Все будет нормально. Там, наверху, тоже разбираются, что к чему, — неопределенно, но мягко успокаивал он жену, хотя и не надеялся, что обойдется его поступок без последствий. — Рожай мне сына.
— К зиме надо бы теплое одеяльце выстегать.
— Сходим на толкучку, купим шерсти и будет парню одеяло.
Он говорил с такой уверенностью, будто знал, что родится обязательно мальчик.
2
Прильнув к маленькому круглому оконцу, Богаец жадным взором шарил по мелькающим под самолетом зеленокудрым рощицам, нивам начинающей золотиться пшеницы, извилистым жилкам полевых дорог. Внешне он был невозмутим, и никому из сидевших рядом с ним в салоне самолета не приходило в голову, какие страсти бушевали в его душе. Он помнил, знал эту землю с детства, все перелески, речки и ручьи были знакомы ему. Нет, не потому что он пахал ее и сеял хлеб, а потому что не так давно владел ею. Бродил по ней с охотничьим ружьем, травил собаками зайцев, верхом гонял лисиц и косуль.
С высоты полета владения, когда-то принадлежавшие ему, выглядели иначе, нежели с седла. Но все равно он их узнавал, и потому кровь в жилах забилась горячо, пошла тугими толчками. Он потянулся рукой к воротнику габардиновой гимнастерки с лейтенантскими кубиками на малиновых петлицах, расстегнул верхнюю пуговицу. Скосил глаза на желтый нарукавный треугольник, брезгливо усмехнулся, передернул литыми плечами. «Спокойно, Лео, — мысленно сказал он себе. — Ты еще погоняешь здесь зайцев и косуль. Сейчас к черту сладенькие, расслабляющие волю воспоминания. Надо думать о деле, ради которого летишь через границу».
Но память не радиоприемник, не повернешь рукоятку, не выключишь. И кричит она громче любого радиоприемника. Ну, и пусть кричит, он и ее подчинит своим целям и замыслам. Не долго ждать их осуществления. Он вернет все, что потерял, и больше того. Он сдерет три шкуры с тех, по чьей вине пострадал, лишившись богатства и привилегий, ниспосланных ему Господом.
Ярость и злоба заклокотали в нем, как только память высветила всю картину унижения.
Конечно, если по-честному, то он изрядно хитрил перед собой, перенося на себя все то, что произошло в позапрошлом году с владельцем здешнего края Казимиром Богайцом. Но он член семьи и прямой наследник, потому не мог отделить себя от отца.
Он помнил, как родитель его с вожделением потирал руки, когда немцы вторглись в Польшу. Он ждал их. Немцы шагали резво, как на параде, и были уже близко от его вотчины, но нежданно-негаданно остановились, сюда нагрянула Красная Армия. Отцу пришлось бежать столь поспешно, что имущество и ценности, собранные в особняке за многие годы, не смог вывезти. Но батюшка глядел далеко вперед и потому свои основные капиталы хранил в берлинском банке. Имение, получше здешнего, и дом, обставленный по последней моде, ожидали их в предместьях Варшавы.
Как выяснилось, отец не случайно ждал немцев. С ними у него были давние и прочные связи, о которых Лео до поры не знал. Не только с дельцами, каким был он сам, но и с военными. Наверное, поэтому не прошло и года, как Леопольд уже щеголял в форме лейтенанта немецкой армии. Это льстило ему, казалось, та сила, власть над людьми, какими обладала немецкая армия, теперь дарована и ему. Он, будьте уверены, воспользуется ими сполна.
Хитрец батюшка объявил его наследником оставленного здесь имения со всем имуществом, а главное земель, над которыми в эту минуту проносился немецкий военно-транспортный самолет. Богаец летел навстречу собственному богатству. Оно делало его совершенно независимым от отца и сильно возвышало в глазах знакомых военных немцев. Он рассчитывал на их поддержку и надеялся выжать из своих владений такие доходы, какие отцу и не снились.